Вкус дыма - [66]

* * *

От огня в очаге осталась лишь груда чуть слышно потрескивающих углей, и ночная тьма укрыла пролитую в загонах кровь, когда Лауга распухшими пальцами подвязала сушиться последнюю порцию кровяной колбасы. Стейна, чей фартук был густо измазан кровью и овечьими потрохами, оперлась о дверной косяк, наблюдая за сестрой.

– Снег идет, – сообщила она.

Лауга пожала плечами.

– Все пошли спать, – продолжала Стейна и принюхалась. – Приятно здесь пахнет, правда?

– Не припомню, чтобы от резни был приятный запах. – Лауга нагнулась и подхватила бадьи, в которые складывали овечьи внутренности.

– Да оставь ты их, пускай сохнут. Утром вымоем. – Стейна подошла к сестре, поставила табурет напротив очага. – А ты видела, как Агнес укладывала мясо? В жизни не видала, чтобы так быстро работали.

Лауга составила бадьи у стены и села рядом со Стейной, протянув руки к дышащим теплом углям.

– Она, наверное, отравила весь бочонок.

Стейна скорчила рожицу.

– Агнес никогда бы так не поступила. Во всяком случае, с нами. – Послюнив уголок фартука, она принялась оттирать засохшую грязь на руках. – Интересно, что это на нее нашло?

– Нашло? О чем ты?

– Сидим мы с Агнес, вот как сейчас с тобой, опаливаем овечьи головы, и вдруг она сует их мне и, что-то бормоча, выскакивает из кухни. Мама пошла за ней, и я видела, как они сидели рядком снаружи и о чем-то толковали. А потом вернулись в дом.

Лауга нахмурилась и встала.

– Занятно, – продолжала Стейна. – Что бы там мама ни говорила, а я думаю, что теперь она жалеет Агнес.

– Стейна… – предостерегла Лауга.

– Она, конечно, нам не скажет, но…

– Стейна! Ради всего святого, ты способна говорить хоть о чем-то, кроме Агнес?

Стейна подняла на сестру удивленный взгляд.

– А что плохого в разговорах об Агнес?

Лауга фыркнула.

– Что плохого? Неужели я единственная, кто видит, какова она на самом деле? – Голос ее упал до свистящего шепота. – Ты говоришь о ней так, точно она обычный человек. Обычная служанка, и ничего более.

– Ох, Лауга! Жаль, что ты не…

– Что – «я не»? Что? Не снюхалась с ней, как вы все?

Стейна уставилась на сестру с приоткрытым ртом. Лауга бросилась в дальний угол кухни, прижала ко лбу стиснутые кулаки.

– Лауга?

Сестра не обернулась, лишь медленно подняла грязные бадьи.

– Я их вымою. – Голос ее срывался. – А ты, Стейна, шла бы уже спать.

– Лауга! – Стейна поднялась и неуверенно шагнула к сестре. – В чем дело?

– Ни в чем. Просто иди спать, Стейна. Оставь меня в покое.

– Никуда я не уйду, пока ты не скажешь, чем я тебя так расстроила.

Лауга помотала головой, лицо ее скривилось.

– Я думала, все будет по-другому, – сказала она наконец. – Когда приезжал Блёндаль, я думала, что нам почти не придется иметь с ней дело, потому что здесь будут офицеры. Я думала, что ее запрут! Мне и в голову прийти не могло, что она вечно станет торчать рядом с нами и беседовать с преподобным в нашей бадстове! А теперь, вижу, и мама разговаривает с ней так, словно она одна из нас! А что вся долина на нас косится, вам будто и безразлично!

– Вот и неправда. Никому до нас дела нет.

Глаза Лауги сузились, и она со стуком поставила бадьи на пол.

– Есть, Стейна, еще как есть. Ты этого не понимаешь, но мы все сейчас точно клейменые. И то, что все видят, как мы говорим с ней, кормим ее вдоволь, только ухудшает дело. Нас с тобой никто замуж не возьмет.

– Да почем тебе знать? – Стейна вновь опустилась на табурет перед очагом. – И к тому же, – прибавила она наконец, – это не навсегда.

– Жду не дождусь, когда ее не станет.

– Как ты можешь такое говорить?

Лауга судорожно вздохнула.

– Все видят, что преподобный таскается за Агнес, точно влюбленный сопляк, и даже пабби теперь здоровается с ней и желает ей доброго утра – после того как она ведовством помогла младенцу Роуслин появиться на свет. А ты, Стейна! – Лауга развернулась к сестре, взглянула на нее так, словно видела впервые. – Ты ведешь себя с ней так, словно твоя сестра – она, а не я!

– Неправда!

– Правда. Ты ходишь за ней по пятам. Помогаешь ей. Из кожи вон лезешь, чтобы ей понравиться.

Стейна сделала глубокий вдох.

– Просто… просто я помню, какой она была раньше, много лет назад. И все время думаю о том, что она не всегда была убийцей. Когда-то она была такой, как мы теперь. У нее есть отец и мать, как у нас.

– Нет! – прошипела Лауга. – Не как у нас! Потому что она не такая, как мы. Она явилась сюда, и никто не замечает, как с тех пор все изменилось. Причем не в лучшую сторону.

С этими словами она наклонилась, подняла измазанные в крови бадьи и широким шагом вышла из кухни.

* * *

На севере уже много дней почти непрерывно шел снег. Брейдабоулстадур был окутан холодом и густым туманом, который не рассеивался, даже когда октябрьское солнце из последних сил пыталось озарить мир своим скудным светом. Несмотря на непогоду, Тоути не испытывал желания сидеть дома в обществе отца. Он чувствовал, что между ним и Агнес разрушилась какая-то невидимая перегородка. Женщина наконец-то начала говорить о Натане, и Тоути полагал, что теперь станет ей ближе, что Агнес доверится ему настолько, чтобы рассказать правду о том, что случилось в Идлугастадире.