Вкус блаженства - [45]

– Лусиус Фелтон? – Сильви внимательно посмотрела на него. – Это очень разумно с вашей стороны. Мистер Фелтон – гений в этих вопросах.

– Он – да, но я... Дела в моем имении идут сами собой. В палате лордов я не могу выступать, потому что меня не интересуют огораживания и акты об отправке карманных воришек в колонии.

– Но что дурного в такой жизни? – Сильви с любопытством посмотрела на Мейна.

– В какой жизни?

– В жизни галантного человека.

– Чем плоха жизнь джентльмена, которому остается только наслаждаться? – уточнил Мейн. – Я скажу вам, что такое джентльмены. Они флиртуют с женами других джентльменов и иногда соблазняют их. Они ввязываются в дурацкие пари по поводу скорости карет и успеха боксерских матчей.

Сильви вздохнула:

– И еще они ухитряются заниматься своими владениями и проявлять милосердие к тем, кто занимает более низкое положение в обществе, вам не кажется? Они производят на свет детей и делают все возможное, чтобы вырастить их умными и полезными членами общества, знающими свое место и свои обязанности.

– Да, но я не знаю, где мое место и что я должен делать.

– Ну разумеется, все то же, что делаете сейчас. Вы хороший человек, Мейн, у вас есть друзья. Чего вы хотите еще?

– Ну, хочу что-нибудь делать, что-нибудь строить...

– Как тот странный маркиз, который построил в своем поместье ветряную мельницу, чтобы улавливать ветер? – Сильви засмеялась.

– Имей я творческий склад ума, я был бы счастлив удалиться в деревню и строить ветряные мельницы.

– Ну, это у вас вряд ли получится. Кстати, когда у нас появятся дети, вы будете мыслить иначе, я уверена.

Мейн подался вперед и поцеловал Сильви в щеку, хотя знал, что она весьма не одобряла проявление чувств на публике.

– Вы так милы.

– И вы. Мне нравится ездить на балы, болтать со своими близкими друзьями; надеюсь, скоро и вы начнете получать от этого удовольствие.

– Я тоже надеюсь, но вот беда: на балу я никогда не могу вас найти, потому что большую часть времени вы скрываетесь в дамской комнате, где чирикаете со своими подругами.

– Верно, потому что самое интересное, что бывает на балах, происходит именно там. – Сильви покровительственно улыбнулась.

– А будете ли вы счастливы, если большую часть года вам придется проводить в моем имении? – Мейн напряженно ждал ответа.

Улыбка Сильви слегка потускнела.

– Никогда, но если вы решите, что жизнь в деревне вас удовлетворит, я вполне способна сама позаботиться о себе. Ваш дом в Лондоне расположен в прекрасном месте: как только я переоборудую его и придам ему французский стиль, он станет вполне комфортабельным. Кроме того, у меня столько друзей! Думаю, с ними я буду вполне счастлива... Мне было бы крайне неприятно считать себя вашей обузой, кандалами на ваших ногах, но, поверьте, этого не случится.

– Весьма поэтический образ, – заметил Мейн кисло. – Но я снова буду скучать.

– Ни в коем случае. Нам предстоит прожить вместе много лет, и я уверена, что ничего не случится, если мы какое-то время поживем порознь. Я часто замечала, что лучшие браки устроены именно так, и меня бы очень огорчило, Мейн, если бы один из нас оказался несчастен.

– А где же будут дети?

Сильви выразительно подняла бровь:

– Разумеется, там, где и полагается быть детям, – в деревне, в городе, там, где захотят.

Мейн рассмеялся:

– Боюсь, некоторое время они не смогут высказывать своих желаний.

– Ах, – Сильви махнула рукой, – как вы понимаете, я ничего не знаю о детях, но уверена, что наши дети будут очень милыми и приветливыми.

Она была такой веселой, такой искренней и так любезно выразила желание всю жизнь провести подальше от него и от их детей... А что делать ему? Сильви не была чудовищем, она обладала прелестным подбородком и большими, широко раскрытыми и дружелюбно взирающими на мир глазами, но...

– Неужели вы больше ничего не хотите от жизни? – спросил Мейн с бессильным отчаянием.

На мгновение в ее прекрасных глазах появилось беспокойство.

– Нет, – ответила Сильви решительно. – Могу я говорить откровенно?

– Конечно!

Сильви доверительно прикоснулась к его руке.

– Я происхожу из страны, где множество женщин возраста моей матери были жестоко убиты всего лишь за то, что хотели оставаться самими собой, хотели царить, а не работать. Мне повезло в том, что мой отец стал другом Наполеона, а не его врагом: по крайней мере так было до тех пор, пока он не понял подлинной сущности наполеоновского режима. Но я способна видеть ужас случившегося. Я знаю, что происходило в Консьержери...

Сильви на мгновение замолкла.

– А вы еще спрашиваете меня, хочу ли я в жизни чего-то большего. Я счастлива уже потому, что мне удалось сохранить свою жизнь. Я сижу здесь, одетая так же элегантно, как когда-то одевались мои подруги и родственницы, и моя жизнь не подвергается опасности. Достаточно ли этого, как вы считаете? – Она снова замолчала.

– Боже мой! – воскликнул Мейн. – Простите меня, дорогая, я негодяй уже потому, что задал вам такой вопрос.

Но Сильви уже взяла себя в руки. Теперь она улыбалась ему той уверенной улыбкой, которая с самого начала так привлекла его.

– Я очень счастлива, и для меня немыслимо желать чего-либо другого. Надеюсь, что вы будете самым лучшим другом и собеседником, когда мне вздумается поговорить с вами об этом.