Визит нестарой дамы - [52]

Столько лет играя в супружеские шахматы, мы наработали дежурные ходы, после разборок обращались к сексу, ходили гулять с собакой, обязательно вместе и за руку, и никогда не ужинали друг без друга. Чтобы вернуть меня в постель, понадобилось чучело артистки, но поскольку мой бывший муж был эгоистом и считал, что человечество круглые сутки сориентировано только на него, он не подумал, что артистка тоже захочет с размахом рассчитаться за все унижения со своим мужем, ринется на амбразуру и повиснет, как пудовая гиря.

Я дала ночь на размышление, в течение которой он крепко, хотя и нервно, спал около меня, и день, в течение которого он сидел и барабанил по фортепьяно. Первое означало, что он нервно истощен, а второе – что я совершенно забыла, что передо мной такой тонкий, такой ранимый, такой глубокий и такой нежный. Если честно, то я забыла. Я забыла это ночью, когда перешагнула в новую жизнь и сказала себе: «Точка, мальчик вырос, с сегодняшнего дня спрос с него по тем же правилам, что и со взрослого!»

Вечером, когда он забрался в постель, я почувствовала, что меня легче пристрелить, чем уговорить лечь рядом, и начала допрос:

– Ты ходил искать работу?

– Нет, – томно ответил Андрей, полагая, что в моих глазах он все еще тонкий, ранимый, глубокий и нежный.

– Ты ходил искать квартиру?

– Нет.

– Вы обсуждали перспективы дальнейшей жизни?

– Нет.

– Почему?

– Не знаю, – ответил он голосом, означавшим «я утомлен, я очень мучаюсь, неужели ты не видишь, что мне не до твоих глупых вопросов?».

– Ты хоть понял, что за эту историю ты будешь платить не моей, а своей кровью? – спросила я.

– Тебе хочется крови? Ты ее получишь! – сказал он с пафосом, тюзятина оказалась заразной.

– Позвони, пожалуйста, своей избраннице, выясни, есть ли у нее какие-нибудь завоевания.

– Не хочу. – И он натянул одеяло на свой античный профиль.

– А дальше? – спросила Дин.

– На следующий день он начал делать вид, что ничего не было.

– А ты?

– А я наоборот.

– Как?

– Позвонила этой бабе.

– Зачем?

– Чтобы выслать добычу наложенным платежом.

– И что?

– Спрашиваю, мол, успехи есть в «нашем дельце». Она жалуется, мол, рассказала своему мужу, он не верит. Я говорю, мол, дай ему трубку, я объясню. Она, мол, не могу, спит. А я – разбуди, а то мне придется завтра ему на работу звонить. Слово «работа» на совковую бабу действует магически. Тут же он в трубке, такой же малахольный, как и мой, актер, кстати, тоже. Извините, мол, за поздний звонок, но обстоятельства поджимают, ваша жена и мой муж любят друг друга, хотят быть вместе, и мы с вами должны помочь их счастью.

– А он?

– Он, мол, она что-то такое мне говорила, но ее нельзя воспринимать всерьез. Я говорю, пока справку из психдиспансера не представите, за приход к нам домой отвечать будет по всей строгости. Он, мол, она к вам правда приходила? Я, мол, правда, и вчера мне было обещано, что будет снята квартира и т. д., а сегодня вижу, что каждый шаг этой любви будет сопровождаться ударом хлыста с моей стороны, хочу, чтоб они поскорей воссоединились. Он, мол, пусть воссоединяются. Я, мол, у нас площадь не позволяет. Он, мол, у нас квартира большая, но она мамина. Я, мол, маму беру на себя, а вы согласны жить с ним в одной квартире? А он, мол, если в разных комнатах, то согласен.

– Далеко же у вас зашла демократия!

– Это не демократия, у него к этому моменту не рыльце в пушку, а рыло в шерсти было. Пил, не просыхая, и ребенка на стороне сделал. Тут она берет трубку, я говорю, мол, с мужем договорились, он согласен, давайте маму. Она говорит: «Очень прекрасно». Для меня всегда было психолингвистической загадкой, как можно спать с человеком, который говорит «очень прекрасно». Я говорю Андрею: езжай, тебя ждут. Он, мрачно, мол, никуда не поеду. Я протягиваю трубку, говорю: скажи ей об этом сам. Он берет трубку, говорит, что нельзя поддаваться на мои провокации, что утро вечера мудренее, что завтра поговорим. Тут я подхожу к телефону и говорю: мне очень жаль, но я вас предупреждала, вы для него просто статистка в разборках со мной. Ты ж понимаешь, что такое назвать статисткой в жизни артистку, которая в кино снимается в эпизодах, ее после этого можно выпускать на Мавзолей, она его снесет вместе с Кремлевской стеной.

– А Андрей?

– Даю после этого трубку Андрею, она кричит так, что он отодвигает трубку от уха, он же такой тонкий, у него же абсолютный слух. Не знаю уж, что она ему говорит, вероятно, что если он не придет, то она бросится под электричку, предварительно утонув, повесившись и отравившись. У него в глазах появляется блеск гражданской ответственности, а в голосе металл. А я говорю: если ты уйдешь, ты совершишь единственный самостоятельный поступок в жизни, все равно не могу быть с тобой, ты сковываешь меня в быту, в постели и в творчестве, я живу в испанском сапоге, а ты в этот сапог еще тащишь своих деревенских дурочек! А он забрасывает шарф на плечо таким опереточным махом и кричит, мол, ты страшный человек, ты убиваешь вокруг себя все живое! И свалил. Я через полчаса позвонила ей, мол, добрался, ку-ку. И сняла с себя всякую за него ответственность.