Византийское путешествие - [3]

Другая поворотная точка, последняя то и дело упоминаемая в этой книге дата, – 1923 год, когда греческие общины Анатолии, многие из которых возводили свою родословную к византийским предкам, были изгнаны со своей родины – последний, бесконечно затянувшийся акт византийской трагедии. Во время своего странствия я то и дело наталкивался на церкви, дома и иные следы, принадлежавшие этим людям XIX и XX веков, растворившимся во времени, почти исчезнувшим для истории.

Моя книга рассчитана на широкий круг читателей и не предполагает глубокого знания истории Византийской империи: все необходимые пояснения я буду давать по ходу дела. Но все же я полагаю необходимым особым образом отметить в предисловии битву при Манцикерте. Это событие почти не отражено в моем повествовании, поскольку я не был в Манцикерте, находящемся в восточной части Анатолии, к северу от озера Ван, но мне часто приходится ссылаться на него, так как эта битва, безусловно, один из решающих эпизодов средневековой истории. Сражение произошло в 1071 году, читатель должен постоянно помнить об этом рубеже.

До 1071 года турки в течение десятилетий совершали набеги на Анатолию, но империя, вынесшая три столетия арабских разбоев, оставалась победительницей. Никто и представить себе не мог, что эти вторжения знаменуют собой начало конца. И туркам, и византийцам империя казалась вечной и неизменной; мир без нее был немыслим. Все рухнуло после трагического поражения императора Романа IV Диогена в сражении с султаном сельджуков Алп-Арсланом при Манцикерте. Поражения, кульминацией которого стало взятие Романа в плен и уничтожение большей части императорской армии. Глубокий кризис византийской административной и оборонительной системы, последовавший за этим сражением, создал тот вакуум, которым не преминули воспользоваться кочевые тюркские племена. Потеря Анатолии заставила византийцев обратиться за помощью к Западу и тем самым породила движение крестоносцев, которое принесло гораздо больше вреда Византии и всему христианскому миру, чем туркам и исламу. Не исключено, что, не будь Манцикерта, такой страны, как Турция, не существовало бы. Сорок лет, предшествовавших сражению, империя находилась в глубоком упадке, но если бы Роман, армия которого значительно превосходила турецкую, одолел Алп-Арслана (а у него были веские причины верить в удачу), вполне возможно, что трудности были бы преодолены. Византия не раз доказывала свою жизнеспособность и дважды избегала неизбежной, казалось бы, гибели благодаря приходу к власти людей выдающейся отваги и ума. Увы, эти люди – героические императоры из династий Комнинов и Ласкарей – смогли добиться лишь частичных успехов в деле восстановления единства страны, так как сердце их империи находилось в цепкой власти враждебных ее языку, культуре и вере чужаков. Не будь Манцикерта, Анатолия, хорошо это или плохо, оставалась бы в настоящее время частью греческого государства, Османская империя не возникла бы и мусульмане не появились бы в Боснии в качестве козлов отпущения и объектов насилия для сербов и хорватов. Итак, перед вами история, берущая начало в IV веке и имеющая массу ответвлений и несколько финалов. Первый – в 1453 году, второй – в 1923-м, а последний вы, уважаемый читатель, наблюдаете прямо сейчас, в наше время.

I. Стамбул

Прибытие

В самолете Париж – Стамбул, летевшем на восток над густым слоем облаков, мне вспомнилось, что прошло тридцать лет с тех пор, как я впервые услышал о Византии. Это случилось в душный и скучный школьный полдень. Я читал краткий очерк истории Римской империи и был изумлен, узнав, что империя, сохранившая название Римской, со столицей в Константинополе, просуществовала до невероятно поздней даты – до 1453 года. Вскоре я узнал, что у этой империи кое в чем была очень дурная репутация, а ее имя служило синонимом застоя и упадка, но мне показалось невероятным, что цивилизация может «загнивать» более тысячи лет. Такая живучесть, по крайней мере, предполагала в народе и культуре наличие колоссальных резервов энергии и упорства. Мое любопытство росло. Часы, проведенные в гулкой ротонде манчестерской Центральной библиотеки, познакомили меня с искусством и архитектурой Византии. Я увидел отнюдь не «декаданс», а бесподобное слияние духовной утонченности и вещественной роскоши. Нечто величественное и таинственное, в чем-то отталкивающее и оклеветанное, но в любом случае ожидающее от меня понимания и приязни.

В 1960-е годы, бывая в Греции, я отыскивал византийские памятники – монастыри Дафни и Оссиос Лукас, крепость Монемвасию и разрушенный город Мистру, красные крыши церквей которого теснились в зелени кипарисов, придавленные чудовищной массой Тайгетских гор.

В Бирмингемском университете меня поддержал профессор Энтони Брайер, невысокого роста румяный джентльмен, чьи воротнички и галстуки неизменно пребывали в состоянии невообразимого хаоса. Мне это казалось довольно романтичным, поскольку подчеркивало его энтузиазм по отношению к предмету исследований и полное безразличие к малейшим попыткам посягательства извне. Я принялся за дело с ничуть не меньшим задором, а он с симпатией воспринял мою длиннющую поэму «Падение 1453 года», хотя и не отказал себе в том, чтобы отметить в ней кое-какие огрехи.