Византия в международных отношениях на Ближнем Востоке (1071-1176) [заметки]

Шрифт

Интервал

108, 72–80; 110, 163–172; 125, 36–45; 137; 166, 41–117.

Основными работами по сельджукской экспансии и международным отношениям на Ближнем Востоке в конце XI — начале XII в. являются труды Ж. Лорана [224] и К. Казна [145, 219–276; 147, 5–67; см. также 141, 18–44; 150].

Вопрос остается дискуссионным. В. Хольцман, на наш взгляд, убедительно доказал достоверность информации латинских источников [205, 38–67]. Его выводы поддержал Я. Н. Любарский [7, 558, прим. 970]. Аргументы «против» приводил П. Лемерль [229, 600], аргументы «за» — Д. Мунро [240]. Но наиболее убедительной представляется точка зрения М. А. Заборова, датировавшего контакты 1091 г. [74, 39–41].

Точная дата письма не установлена. Традиционно оно датируется серединой 1088 г. Но, на наш взгляд, оно явно следует за встречей в Боруе, датированной концом 1089 — началом 1090 г. [7, 535, прим. 777]. Латинский текст и немецкий перевод — [6], русский перевод — [5, 84–90], английский — [209, 811–932]. Библиография письма огромна. Подлинность его признавали В. Г. Васильевский, К. Казн [151, 84–90], П. Харанис [162], отрицали — П. Риан, Ф. Шаландон, П. Лемерль и Е. Джорансон. Библиография — [74, 40, прим. 53]. Об Отношениях Алексея I с Робертом — [151, 84–90; 186, 64; 60, 61, прим. 2].

Даты приводятся по «Хронологии крестовых походов» X. Хагенмайера [195]. О походе см.: [153, 7–30; 154, 118–125; 211, 79–100; 215, 235–250; 229, 595–620; 262, 207–221]. Из общих работ основными являются труды X. Хагенмайера [195], В. Стефенсона [271], Р. Груссе [191], С. Рэнсимена [264] и коллективная монография, в написании которой приняли участие К. Казн, П. Харанис, С. Рэнсимен, Дж. Финк, Р. Никольсон, М. Балдвин и В. Бэррн [202].

Е. Крей считал, что данный пассаж является позднейшей интерполяцией в тексте «Деяний франков», призванной постфактум оправдать захват Боэмундом Тарентским Антиохии, так как до лета 1098 г. князь никогда не ссылался на это соглашение в оправдание захвата им Равнинной Киликии. Он объяснял этот захват тем, что сам император нарушил Константинопольское соглашение, чем и развязал руки норманну [214, 57–78], С точкой зрения А. Крея в целом согласилась и Р. Хилл [25, 12, п. 2].

Источники фиксируют лишь обязательства крестоносцев и, по-видимому, не в полном объеме, тогда как обязательства императора, возможно, со слов рыцарей из окружения Бодуэна Фландрского (иных источников у него не было) излагает Маттэос Урхайеци. Сведения его, при всей их апокрифичности, заслуживают особого внимания [42, 255]. Ср. мнение А. А. Васильева [60, 34].

У М. А. Заборова они слились в одно лицо [79, 66].

В источниках нет единства мнений о том, кто овладел Аданой. Поэтому и появилась точка зрения о тождестве рыцаря Урсинуса, армянского князя Ошина и византийского стратига Равнинной Киликии Аспиета. Так считали Р. Груссе |[191, т. 1, 45] и Ф. Шаландон [158, 105]. Утверждение Я. Н. Любарского, что именно Ж. Лоран доказал тождество Урсинуса, Ошина и Аспиета, — недоразумение [7, 498, прим. 498]. Ж. Лоран как раз доказывал обратное [226, 159–168]. См. также [88, 43] и библиографию там же.

Вопрос имеет обширную библиографию — от работ Э. Дюлорье [173] и Ж. Лорана [227] до С. Рэнсимена [265, 621–634] и А. Людерс [231]. См. также [70, 281–283].

«Деяния франков» фиксируют присутствие в лагере крестоносцев под Антиохией египетского посольства 9 февраля 1099 г. [25, 37–38]. См. также [29, 247].

Вопрос связан с переговорами, ведшимися между Алексеем I и Боэмундом в апреле 1097 г. в Константинополе накануне подписания общего соглашения с крестоносцами. Достоверность «дара Татикия» признавали Дж. Франс, пытавшийся обосновать свою точку зрения аргументами психологического плана [183, 137–147], и М. А. Заборов [79, 79]. Ф. Шаландон и С. Рэнсимен [264, т. 1, 224, π. 1] отрицали его достоверность. Без комментариев воспроизвел эти данные К. Казн, по-видимому, признавая их достоверность [146, 218]. Вопрос требует дальнейшего изучения.

Боэмунд снабдил продовольствием свой гарнизон в цитадели, а Сен Жилль приказал укрепить дворец Яги Сиана и комплекс Морских ворот [25, 75].

События в Киликии показательны для ситуации, сложившейся в Малой Азии в целом, когда после прохода крестоносцев и разгрома армии Килич Арслана I при Дорилее здесь образовались «ничейные» территории, покинутые кочевниками. Таким образом, между летом 1097 — весной 1098 г. за счет захвата их и было возможно расширение территорий как Византии, так и Антиохийского княжества.

Оформление независимости Антиохийского княжества и графства Эдесского, а также претензии на нее Танкреда, признанные Даимбертом, серьезно ослабили позиции Готфруа Бульонского, так и не принявшего королевского титула, в борьбе с новым патриархом Иерусалима [см. 100, 3–5, 86–89; 194, 321–330].

Вопрос тесно связан с датой киликийского похода Вутумита и Монастры. См. историографию [95, 52–54]. Дату, предложенную Я. Н. Любарским (конец 1099 —начало 1100 г.), подтверждают данные Маттэоса Урхайеци, который датирует присутствие в Марате византийского стратига уже летом 1100 г.

О вводе в Мелитену отряда из 50 рыцарей пишет лишь Альберт Ахенский [17, 526; ср. 23, 407]. Город сохранял автономию до 1103 г. до захвата его Данышмендом. Около 1103 г. датируется и брак второго графа Эдессы Бодуэна Буржского с дочерью Гавриила Морфией (лето 1100–весна 1103 г.).

Во второй половине января 1099 г. в его руки попали Крак и Рафания [29, 680], около 17 февраля — Тортоса [30, 276; 25, 83]. Вторично Тортоса была захвачена 21 апреля 1102 г. с помощью флота Генуи [17, 583; 23, 399; 49, 212]. К 1105 г. были захвачены Джебель-Джабала, Акра, Джебелет, затем частично утраченные (Акру пришлось вновь отвоевывать Гийому Журдену) [19, 71; 17, 528, 605–606, 607–608; 31, 442, 466–467; 158, 232; 146, 244; 259, 103–108]. Хронология — [195, № 403].

Ср. [199, 222–227]. Но вряд ли, вопреки мнению Дж. и Л. Хилл, Сен Жилль был причастен к «стремлению папы Урбана II установить или восстановить греко-латинскую дружбу» [201; 161; 215, 235–250].

См. [158, 239; 146, 237–240]. Армия Джекермиша осадила Эдессу [31, 443–445; 41, 195; 39, 78–80; 51 а, 592; 17, 618, 619].

Сарвантикар, по-видимому, принадлежал Антиохийскому княжеству уже в 1101 г., так как в него, если верить Маттэосу Урхайеци, был заключен Танкредом возвращавшийся на восток после крестового похода 1101 г. Сен Жилль [42, 243]. О Сарвантикаре — [189, 103].

О захвате его среди событий 1107 г. явно ошибочно сообщает Михаил Сириец [41, 195]. Но 1105 г. датирует Маттэос Урхайеци изгнание из города антиохийского гарнизона [42, 302].

Хронология византийско-антиохийской войны известна недостаточно, особенно заключительного ее этапа [112, 142–147].

Ибн аль Каланиси датирует взятие Танкредом Тарса 503 г. хиджры (31.7.1109 — 19.7.1110) [52, 99]. Если принять предложенное еще Р. Рерихтом отождествление Курика с Коризо, владетель которого Теобальд, вассал князя Антиохии, подписал хартию антиохийского барона Готье Сурдеваля Госпиталю [32, 37, № 150], то Курик был взят в 1109/10 г. Сравнительно недавно мнение Р. Рерихта развил Р. Лили [230, 99], который считает так же.

Для латинских хронистов показательно почти полное умолчание о причинах и ходе конфликта 1108–1109 гг. О нем пишут более подробно Маттэос Урхайеци и, главным образом, арабские хронисты. Гийом Тирский и Альберт Ахенский излагают различные версии событий. Поэтому даже Р. Л. Никольсон, автор наиболее фундаментальной работы о регентстве Танкреда в Антиохии, ничего не знает о переходе Марата под власть последнего, полагая, что триполийский арбитраж восстановил территориальную целостность графства Эдесского, существовавшую до Харрана [242, 185]. Для остальных западноевропейских исследователей характерно замалчивание данных событий, так как они не вписываются в концепцию «христианского единения» пришельцев с запада в борьбе с «неверными». О разделе владений Сен Жилля и о судьбах графства Марашского см. [258, 31; 111, 53–63].

Судьбы Равнинной Киликии в этот период известны недостаточно. Вопрос о ее государственной принадлежности предельно запутан. Ф. Шаландон допускал возможность того, что между 1108–1135 гг. район мог быть отвоеван Византией у Антиохийского княжества [158, 235; 160, 108–109]. Р. Груссе, ссылаясь на соответственно интерпретированное мнение предшественника, писал, что «Левон отнял Мамистру, Адану и Таре не у франков Антиохии, но у византийцев, которые между 1104–1108 гг. отвоевали их у Танкреда» [191, т. 2, 51]. Исследователь явно исходил из уверенности в том, что Деволский договор был Византией реализован, хотя источники сообщают обратное. Точку зрения Р. Груссе разделил и Н. Елисеев, писавший, что Иоанн II Комнин отвоевал Равнинную Киликию не у Антиохийского княжества, но у «сыновей Левона Армянина» [176, 363]. В. X. Рюдт-Колленберг полагал, что к 20-м годам XII в. данный район принадлежал уже Левону I Рубениду [260, 49]. Г. Г. Микаелян считал, что Равнинная Киликия принадлежала Византии до 1132 г. и была отвоевана у нее Левоном, но начало этого процесса он относит еще к первым годам правления его брата Тороса (1100–1129) [98, 98–99]. Однако ссылка исследователя на свидетельство Усамы ибн Мункыза [48, 297], которое не датировано, не подтверждает его точку зрения. Столь же ошибочна и трактовка им сообщения Михаила Сирийца [41, 227], никак не свидетельствующего о вхождении Равнинной Киликии в состав княжества Рубенидов. На основе тезиса о принадлежности данного района Рубенидам строит свою концепцию международных отношений на Ближнем Востоке и политики Византии в Киликии и А. Бозоян [56; 57, 5–13].

Странным образом все исследователи, кроме Ф. Шаландона, игнорировали изданные еще в XIX в. хартии князей Антиохии и баронов княжества. Так, хартию Танкреда Пизе, по которой он даровал ей за помощь в отвоевании у Византии Лаодикеи квартал в городе, подписали католический епископ Тарса Рожер и архиепископ Мамистры [32, И, № 53]. До 1114 г. вассал князя Антиохии Рожера Видо Каприолис даровал монастырю Богоматери в Иосафатовой долине в Иерусалиме касаль св. Павла на территории Мамистры и землю в местности Хоссе [33, 115, № 4]. В 1114 г. дар Видо среди даров прочих своих вассалов специальной хартией подтвердил Рожер [34, 26, № 4]. Наконец, вдова Рожера и сестра короля Иерусалима Цицилия, получившая Таре и Мамистру после гибели мужа (1119) во вдовью часть, по хартии 1126 г., подтвержденной князем Антиохии Боэмундом II, утверждает ранее сделанные монастырю Богоматери дары и делает новые. Здесь также фигурируют четыре касаля на территории Мамистры, в том числе и Оэсси за рекой Джейхун [33, 123, Яв 13]. П. Риан в комментариях к «Антиохийским войнам» Готье Канцлера назвал Видо Каприолиса Гн де Шеврие, что и утвердилось во франкоязычной литературе, в частности после труда Ф. Шаландона. Альберт Ахенский, перечисляя вассалов регента Антиохии Танкреда, под 1110 г. называет Видо принцепсом Тарса и Мамистры [17, 682–683], что совпадает с данными хартий до 1114 и 1114 гг. Видо упомянут Готье Канцлером как вассал Рожера и участник его последних кампаний 1118 и 1119 гг. [24, 74]. Издатель хроники X. Хагенмайер отождествил его как с Видо хартий до 1114 и 1114 г., так и с Видо Альберта Ахенского, полагая, что речь идет об одном лице — вассале Танкреда и Рожера, получившем Таре и Мамистру в феод после того, как Танкред отвоевал их у Византии в 1109 г., и удерживавшем их вплоть до 1119 г. [24, 189, п. 34]. После 1119 г. Таре и. Мамистру получила во вдовью часть Цицилия, сестра Бодуэна II и вдова Рожера, известная по хартии 1126 г. как «дама Тарса и сестра короля». Исходя из тезиса о принадлежности Равнинной Киликии в 20-е годы XII в. княжеству Рубенидов и зная о хартии, В. X. Рюдт де Колленберг «выдал» Цицилию замуж за Левона I Рубенида, что явно не соответствует действительности [260, 49, № 6], так как хартию Цицилии утвердил не Левон, а князь Антиохии Боэмунд II, которому в 1126 г., как пишет Маттэос Урхайеци, регент Бодуэн II, брат Цицилии и король Иерусалима, передал «Антиохию и всю Киликию» [42, 366]. Лишь в 1132 г., после объединения уделов Тороса и Левона (до этого княжество Рубенидов как единое целое не существовало), Левон I предпринял отвоевание Равнинной Киликии у Антиохийского княжества. Но все завоеванное было им утрачено к 1136 г. Гийом Тирский прямо пишет, что Равнинная Киликия, которой Антиохийское княжество владело около 40 лет, была несправедливо отнята Иоанном II Комнином [31, 642]. Р. Лили в последней по времени работе, затрагивающей данную проблему, также полагает, что после 1108 г. Равнинная Киликия принадлежала Антиохийскому княжеству, хотя ему был известен лишь факт принадлежности Курика антиохийскому вассалу Теобальду [230, 99].

Ибн аль Асир, единственный об этом писавший, сообщает, что это сделала вдова Гоха [49, 393]. По-видимому, к этому времени были восстановлены отношения с Антиохийским княжеством, так как в армии Тга находились рыцари-наемники из Антиохии, ушедшие после того, как князь признал сюзеренитет атабека между 5 мая — 4 июня 1114 г. [42, 330].

В дальнейшем они фигурируют в качестве византийских полководцев в период правления Мануила [4, 219, 300; см. 88, 42–43].

Ф. Шаландон [158, 102], Р. Груссе [191, т. 1, 494] и Г. Г. Микаелян [98, 80] датировали аннексию Каркара графом Эдессы 1117 г., тогда как наш единственный источник по данному вопросу Маттэос Урхайеци связывает гибель князя Константина с землетрясением 2 декабря 1114 г. Константин погиб в заключении в Самосате [42, 338; см. также 43, 289]. Само же княжество, которым правил сын и наследник Константина Михаил, а затем брат армянского католикоса Григора Васил, будучи вассальным по отношению к графству Эдесскому, погибло в конце 1149 г.

Уникальные сведения о конфликте сохранили лишь Михаил Сириец и Аноним 1234 г. [41, 205–206; 39, 86, 91],

Об этом сообщает источник поздний и в датах малодостоверный — «Рифмованная хроника» Рахрама Рабуни ХIII в. Одна, ко имя наследника Тороса (Константин), явно названного в честь деда, и сообщения Михаила Сирийца о реакции князя Антиохии и эмира Севастии на объединение уделов Рубенидов придают этой информации достоверность [47, 500].

Так, Е. Рей причиной всех внутриполитических распрей в княжестве считал «руку Византии» [255, 351, 356, 357, 365].

[160, 121–122]. Король был в это время ректором и бальи княжества, как он назван в хартии 1133 г. [32, 37, № 149].

Хронология событий гипотетична. Ни одна из двух версий, приводимых Михаилом Сирийцем, армянскими и латинскими хронистами, не может быть принята. Следует отметить, что поход на Селевкию мог быть предпринят лишь после захвата Левоном принадлежавшего Антиохийскому князю Курика, владетель которого Теобальд 2 января 1134 г. подписал хартию Готье Сурдеваля в Лаодикее. Так что, возможно, к этому времени Курик и был захвачен Рубенидом. Данный вопрос теснейшим образом связан с датировкой киликийского похода Иоанна II Комнина [см. 82, 14, прим. 43].

[13, 207] — эпинакий на триумф Иоанна после взятия Кастамона. Киннам пишет о трех походах императора на Кастамон, первый из которых завершился взятием города, второй был прерван сообщением о смерти императрицы Ирины, третий последовал за смертью Данышменда [4, 12, 14].

По Киннаму, Мануил возвратился из Киликии в столицу [4, 35]. Короновался. Совершил поход против Раймунда де Пуатье. Вступил в брак с Ириной (12 января 1146 г.). Совершил поход в Вифинию, решив отстроить Мелангий. Узнав о болезни сестры, кесарисы Марии, возвратился в Константинополь, после чего отправился в Лопадий. По Хониату [14, 67], после коронации Мануил совершил поход к Мелангию, затем против Раймунда, после чего направился к городам на р. Меандр. Таким образом, Хониат несколько «сжимает» события во времени, опуская некоторые из них.

Об этом пишет только Киннам, не уточняя, кто конкретно это мог быть [4, 59]. Ф. Шаландон игнорирует эти данные [160, 255]. Так как среди убитых в армии Данышменда упомянут Гавра [см. 152, 145–149], «происшедший» от ромеев, но выросший и воспитанный в Персии и потом какими-то судьбами около этого времени получавший сатрапию», то, возможно, этим Данышмендом был Якуб Арслан, чьи владения граничили с районом Трапезунда.

Союз двух империй — Византийской и Германской, скрепленный, браком Мануила и Берты-Ирины Зульцбахской, на сестре которой был женат Конрад III, был создан для борьбы с равно угрожавшим как интересам Византии в Южной Италии и на Балканах, так и интересам Германской империи в Ломбардии и Средней Италии Сицилийским норманнским королевством, образовавшимся в 1130 г. [см. 216; 62, 18–105).

[216, т. 2, 151]. Лучшая работа в русской историографии, посвященная данному вопросу, принадлежит В. Г. Васильевскому [63, 106–138; см. также 129, 195–216; 272, 187–204]. О Сицилийском норманнском королевстве (несмотря на ряд работ, изданных в последнее время, например, Дугласа) лучшим в плане фактологии остается монументальный труд Ф. Шаландона [159].

Вопрос о времени появления Иоанна II в Киликии спорен. Ф. Шаландон датировал его весной 1136 г. [160, 112]; Р. Груссе [191, т. 2, 98], С. Рэнсимен [264, т. 2, 211] и Г. Острогорский [249, 336] — весной 1137 г.; К. Казн [146, 369] — концом 1136 г.; А. П. Каждан — даже весной 1135 г. [82, 14, прим. 43]. Основанием для последней датировки послужило упоминание в составленном в октябре 1136 г. типике монастыря Пантократора в Константинополе о смерти «кесаря и зятя моей царственности Вриенния» [10. 42–43]. На это обратил внимание еще Э. Курц [12, 85], сопоставивший данные типика с сообщением Анны Комниной о смертельной болезни ее мужа Никифора Вриенния во время сирийского похода Иоанна II [7, 54–55] и сделавший вывод о том, чта если к октябрю 1136 г. имя Вриенния появилось в типике, то, учитывая длительный период борьбы за Горную Киликию, начало похода следует датировать 1135 г. Но единственной датой, фиксирующей пребывание Иоанна в Киликии, является апрель 1136 г. Маттэос Урхайеци пишет, что, когда 9 апреля Малик Мухаммад Данышменд осадил принадлежавший графу Марата Кесун, император находился в Киликии [42, 368]. А продолжатель Урхайеци Григор Ереци сообщает, что в июле 1137 г. Иоанн осаждал столицу княжества Рубенидов Аназарбу [43, 152]. В записи сирийского монаха Романа появление императора у стен Антиохии синхронизировано со смертью яковитского патриарха Иоанна Маудиана, которая датируется 20 августа 1137 г. [40, 77; ср. 188, 300]. Таким образом, появление византийских войск в Киликии следует датировать весной 1136 г. [см. 131, 641–642].

Оба договора нуждаются в детальном сопоставлении, хотя информация о втором отрывочна и касается лишь его территориальных аспектов. Но общим для них является то, что в обоих речь шла не об аннексии Антиохийского княжества, не о ликвидации его как государства, но о перемещении князя и его вассалов на соседние территории, которые император обязался отвоевать для него. Информация о договоре 1137 г., содержащаяся в источниках, преимущественно трудах Гийома Тирского и Ордерика Виталиев, сопоставлена Р. Лили [230, 302–316].

Например, специально исследовавший данный вопрос Дж. Ла Монт [219, 256].

[158, 148, п. 3]. Антиохийский вопрос, как показали дальнейшие события, мог сыграть негативную роль и в византийско-французских отношениях, так как Раймунд де Пуатье был дядей жены Людовика VII Алиеноры Аквитанской.

В. X. Рюдт де Колленберг [260, 50] утверждает, что Торос II позже вступил в брак с дочерью Жослена II Изабеллой. Но известно, что Жослен II был двоюродным братом Тороса, ибо его мать, неизвестная нам по имени сестра Левона Рубенида, была выдана замуж за Жослена I де Куртенэ [260, 49, № 5]. Армянское каноническое право запрещало браки между родственниками до седьмой степени родства включительно. Даже если предположить, что в данном случае этот запрет был обойден, постулат исследователя основывается на ряде произвольных допущений. Михаил Сириец сообщает, что Торос вступил в брак с дочерью владетеля Рабана, франка Симона [41, 281]. Автор армянского перевода труда Михаила, сделанного в XIII в., когда о графстве Эдесском помнили мало, назвал владетеля Рабана Жосленом [44, 342]. А так как графом Эдессы был в это время (1131–1150) Жослен II, а Рабан входил в состав его владений, то В. X. Рюдт де Колленберг предпочел сведения армянского переводчика объявив Жослена графом Эдессы, а его дочь, имя которой не названо ни Михаилом Сирийцем, ни в его переводе, объявлена Изабеллой, которую лишь раз упоминает Гийом Тирский. Ее кандидатура, по-видимому, была избрана потому, что она была одной из двух дочерей графа Эдессы, явно младшей. А биография старшей ее сестры, Агнессы, и ее многочисленные браки были прекрасно известны современникам. Тем не менее мнение исследователя может быть признано как гипотеза лишь в том случае, если бы удалось доказать, что Рабан в 1144–1149 гг. входил в состав графского домена, а не принадлежал одному из его вассалов (например, в 1124 г. им владел, наряду с Айнтабом и Дулуком, граф Махи) [42, 357].

См.: [41, 281; 38, 342; 43, 166; 45, 452; 47, 503]. Можно предположить, что утрата Равнинной Киликии и сохранявшаяся угроза для Антиохии со стороны Византии предопределили дружеский прием, который был оказан Торосу Раймундом де Пуатье. Антиохийское княжество находилось на грани войны с империей, которая вспыхнула к концу 1144 г. А. Бозоян датирует бегство Тороса из Константинополя 1148 г. [57, 11].

Фактически речь шла о претворении в жизнь внешнеполитической программы князя, предусмотренной его соглашением с Иоанном II в 1137 г., но — руками крестоносцев, а значит, без риска утраты Антиохии, что предусматривало соглашение 1137 г.

Сибилла была дочерью Фулько от первого брака с Арембургой де Мэн [191, т. 2, 169, п. 1]. О Тьерри см. [151, 88–89]. О сеньорах Бейрута — [24, 141–185].

О Гастине и других крепостях Амана см. [167, 65–71; 168, 378–388; 175, 415–455]. О контактах Орденов с Рубенидами — [58, 175–184].

Лишь армянская версия «Хроники» Михаила Сирийца отдала победу Рубениду [44, 349].

Традиционна дата до 9 декабря 1155 г, так как к этому времени, по Михаилу Сирийцу, отношения были урегулированы. Но, на наш взгляд, информация Григора Ереци о том, что во время второго похода Масуда на Киликию именно тамплиеры, действуя совместно со Степане, остановили сельджуков в районе Портеллы — Турна, дает возможность датировать военные действия и перемирие владетелей Горной Киликии и Антиохии до мая 1154 г. [41, 303; ср. 43, 171].

Предположение Г. Шлюмбержье, что он стал регентом с согласия Констанции, в свете последующих событий представляется маловероятным [268, 171].

Датировка писем затруднительна. Р. Рерихт датировал их 1164 г., т. е. правлением Амори I [32, 104, № 394], тогда как Ф. Шаландой–1162 г., т. е. правлением Бодуэна III [160, 524].

Источники называют Таре и Хамус восточнее Сарвантикара. См. [41, 319; 43, 200–1162 г. 46, 45; 47, 508], о Хамусе — [146, 141].

Дата переворота установлена косвенно по датировкам хартий Боэмунда III. Хартии января 1167, сентября 1172 и декабря 1181 гг. датированы соответственно 4-м, 9-м и 19-м годами правления князя [32, № 428, 493; 33, 152, № 44]. Таким образом, приход князя к власти датируется второй половиной 1163 г. Ф. Шаландон датировал регентство Констанции после отстранения от него патриарха Аймери временем, последующим за браком Мануила и Марии Антиохийской, т. е. после 1161 г. [160, 521, п. 1; см. также 28, 359; 44, 358; 41, 324].

По-видимому, около этого времени следует датировать и визит Тороса II в Иерусалим, практически неизвестный армянским хронистам. Более или менее подробно о переговорах, которые вел князь, сообщает лишь Эрнуль [21, 27–30]. Датируется визит временем после 1164 г., последними годами правления Тороса.

Мы принимаем датировку Р. Рерихта — 1164 г. [32, 104, № 394]. К. Каэн датирует письма 1161 и 1165 гг., ссылаясь на мнение Ф. Шаландона [146, 6].

В Мопсуэстии через Аксуха велись переговоры об унии церквей между Мануилом и армянским католикосом Григором III, представителем которого был его брат Нерсес Шнорали, будущий католикос [160, 655–660; 84, 235–236; 55, 92–98].

Ф. Шаландон полагает, что после неудачной войны с Торосом Аксух был вынужден заключить с ним перемирие на условиях сохранения князем его завоеваний [165, 529]. Но глухая ссылка на Иоанна Киннама не подтверждает предположения исследователя. Андроник Комнин бежал в Антиохию, затем в Иерусалим, где он появился в начале 1167 г. [14, 175–177; 31, 943]. О хронологии дук Киликии см. [160, 526, п. 2; ср. 56, 13].

Ф. Шаландон полагал, что сообщение Киннама может служить аргументом в пользу признания королем сюзеренитета императора. В пользу этого он приводит и известную надпись из церкви Рождества в Вифлееме. Надпись на греческом и латыни гласит, что декор был создан Ефремом в правление императора Мануила, в царствование Амори и в епископство Ральфа в год 6677, 2-го индикта. См. [36; 37, 99–103]. Естественно, что отрицание вассалитета короля вело и к отрицанию достоверности свидетельства Киннама, объявленного тенденциозным, и иной интерпретации надписи. См., в частности, мнение Р. Груссе, рассматривавшего отношении Византии и Иерусалимского королевства с точки зрения «христианской солидарности», которая предопределила равноправный союз этих государств для борьбы с «неверными» [191, т. 2, 407], Дж. Ла Монт также отрицал признание Бодуэном III и Амори I сюзеренитета Мануила Комнина, упрекая Киннама в тенденциозности и интерпретируя надпись 1169 г. как свидетельство реставрационных работ, проведенных на средства императора, и не более того [219, 262–264; 269, 328].

Хронологии войны Млеха с Боэмундом III и Амори I неизвестна. Уточнению ее препятствует наличие противоречивых сообщений о ней современников — Михаила Сирийца и Гийома Тирского. Тем не менее, вопреки мнению Дж. Правера [251, 457, п. 42], она может быть установлена.

Это не испортило отношений графа и императора, так как на обратном пути в Европу он вел переговоры о браке сына Мануила Алексея с дочерью короля Франции Агнессой [21, 46]. Западная политика Мануила пережила период резкого оживления именно в 1176–1180 гг., когда в поисках союзников против Сицилии и Германской империи он направил посольства в Англию, Францию и Арагон, пытаясь опереться на них. С Генрихом II Плантагенетом, внуком Фулько Анжу, Мануил находился в родственных отношениях, так как жена короля Алиенора Аквитанская, в первом браке супруга Людовика VII, была двоюродной сестрой супруги Мануила Марии Антиохийской. Шли переговоры о союзе с Арагоном, который должен был увенчаться браком короля Альфонсо с племянницей Мануила, дочерью Андроника Младшего Евдокией. Но переговоры не имели успеха, и прибывшая в Монпелье принцесса (1173) при известии о браке короля с Санчей Кастильской была спешно выдана замуж за графа Монпелье Гийома [275, 234–243; 191, т. 2, 376–377; 197, 70–74].

О борьбе за Равнинную Киликию см.: [31, 1071–1074; 21, 9; 41, 389–394; 47, 508–510; 191, т. 2, 430].

Р. Груссе [191, т. 2, 422] рассматривает договор 1161 г. как триумф малоазийской политики Мануила: «Эта дата… одна из великих дат восточной истории. Наследник прославленных сельджукских султанов XI в., предшественник Османор, тюркский султан Ближнего Востока, прибыл совершить акт вассалитета в Константинополь перед наследником римских императоров. Какое возрождение (по-видимому, имеется в виду возрождение военной мощи Византии — В. С.), какая передышка перед 1453 г.!» Создается впечатление, что французский исследователь встал на точку зрения византийской дипломатии XII в. Но она за свои просчеты заплатила Мириокефалом… Ф. Шаландой полагал, что Мануил сознательно отказался от активной малоазийской политики для борьбы за «наследование венгерского престола» [160, 465]. Ближе к истине С. Врионис, писавший, что «эта дата отмечает поворотный пункт в фортуне Килич Арслана и в перемене византийского успеха на малоазийской фронте, дав Мануилу ложное чувство безопасности» [277, 122].

A. П. Каждан [80, 381] и P. A. Гусейнов [67, 165, прим. 42] полагали, что информация Михаила Сирийца о гибели Ватаца при Неокесарии недостоверна [41, 368]. Но об этом пишет и Никита Хониат [14, 233], который считает, что он был послан к Амасии.