Византия в эпоху иконоборчества - [13]

«Часто иконоборческих императоров судят сурово, не отдавая себе отчета в том, что их религиозная политика была лишь частью предпринятого ими дела восстановления Империи и что их деятельность не исчерпывалась страстной и жестокой борьбой с иконопочитанием», — писал один историк; и он совершенно прав[58]. Что же касается крайне негативных оценок деятельности Льва Исавра и других иконоборцев в древних рукописях, то, изучая первоисточники, нужно делать существенную поправку. Ересь иконоборчества, в отличие от прежних времен, открыла Церкви много мучеников, гонимых по приказам царей. Пролитая императорами-иконоборцами кровь является главной причиной, по которой современники вообще оказались не в состоянии объективно оценить политическую деятельность этих василевсов, и изображали их исключительно в мрачных тонах[59].

Практика иконописного изображения христианских святых возникла в Церкви очень рано, и, как ни странно, родилась из дворцовой живописи. Она стала классической моделью для изображения Христа, сидящего на престоле, как властителя Вселенной, окруженного ангелами и святыми. Как император вручал своим чиновникам грамоты с указанием их полномочий, так и Христос передавал апостолу Петру Новый Закон. Из дворцовых изображений ранние иконографисты переняли традицию изображать непроницаемые выражения лиц и неподвижные фигуры. Это считалось существеннейшим признаком императора и его придворных, поскольку они вознесены над человеческими слабостями и пользуются особым небесным покровительством. Вскоре мучеников стали изображать в придворных одеяниях, а Христос восседал во главе апостолов, как император — во главе сената.

В VI–VII вв. стиль натуралистического эллинизма и месопотамской манеры изображения святых в полный рост и лицом к зрителю окончательно укрепился в Византии. И он начал применяться не только в храмовом убранстве, но и при написании переносных икон, которые хранились в частных домах. Эти изображения стали почитать, воскуряя перед ними ладан и возжигая свечи. Впрочем, как мы увидим ниже, эта практика почитания имела и серьезнейшие языческие атавизмы, на которые не могли не обратить внимания византийские интеллектуалы[60].

Следует отметить, что иконоборчество, как явление, появилось отнюдь не в VIII веке, а гораздо раньше[61]. Причина его появления до сих пор вызывает длительные дискуссии. Были, конечно, объективные обстоятельства, которые требовали решительных мер. Так, например, просвещенные современники нередко являлись свидетелями грубых сцен неблагочестивого поклонения иконам, даже их обожествления со стороны рядовых христиан. Сохранились сведения, что нередко иконам приписывались магические, таинственные свойства, краску с них соскабливали и употребляли вместе со Святыми Дарами, и тому подобное. Как следствие, далеко не везде и не всегда почитание святых икон признавалось благочестивым и правильным.

Еще сестра императора св. Константина Великого Констанция считала недостойным Христа наносить Его изображения на дерево. Святитель Епифаний Кипрский (V в.), навестивший одну епархию в Палестине, увидел в храме завесу с изображением, как ему показалось, человека, и с гневом разорвал ее, отдав материю на покрытие гроба какого-то нищего. В Испании, на Эльвирском соборе 300 г. (или 305 г.), было принято постановление против стенной живописи на стенах в храмах. На Западе, в Марселе, епископ Серен в 598 г. сорвал в храме иконы, суеверно почитавшиеся паствой, и папа св. Григорий I Великий хвалил того за ревность к вере[62]. В VII веке на острове Крите большая группа христиан выступила перед епископом Неапольским с требованием запретить иконы, поскольку те противоречат текстам Ветхого Завета. Как рассказывают, иконоборческое движение было настолько сильным в самом Константинополе, что в 713 г. император Филиппик чуть было не издал специальный эдикт о запрете иконопочитания[63].

Сами иконоборцы вовсе не были едины в своем отношении к святым иконам. Были очень умеренные иконоборцы, которые выступали против уничтожения икон и удаления их из храмов. Они считали, что иконы нужно только помещать выше человеческого роста, чтобы не допускать слишком уж языческого, как они считали, поклонения им. Были иконоборцы, которые запрещали изображать Христа, но не препятствовали писать лики святых[64]. Естественно, были и крайние иконофобы, доходившие до отрицания поклонения святым мощам и любого иконописного изображения.

Личное отношение Льва Исавра к иконам прекрасно раскрывает его переписка с Арабским халифом Умаром II, о котором шла речь выше. В одном из своих писем император отвечает на нападки араба о поклонении христиан кресту и иконописным изображениям. «Мы почитаем крест, — писал Лев III, — ради страданий Воплотившегося Бога-Слова. Что же касается изображений, мы не оказываем им равного уважения, так как в Священном Писании не получили никакой заповеди по этому поводу. Тем не менее, находя в Ветхом Завете, что божественное повеление предписало Моисею выполнить в скинии изображения херувимов, и одушевленные искренней привязанностью к ученикам Господа, которые пылали любовью к Самому Спасителю, мы всегда мечтали сохранить их образы, которые дошли до нас из тех времен как их подлинные изображения. Их присутствие умиляет нас, и мы прославляем Бога, Который спас нас через Своего Единородного Сына, появившегося в мире в сходном облике, и мы также прославляем святых. Что же касается дерева и красок, мы отнюдь не испытаваем благоговения перед ними».