Византия и крестоносцы. Падение Византии - [79]

20 апреля произошло единственное, можно сказать, счастливое для христиан событие за все время осады: в этот день прибывшие на помощь к Константинополю четыре генуэзских судна разбили во много раз превосходящий их силы турецкий флот. «Легко можно вообразить, – пишет новейший историк осады и взятия византийской столицы Шлюмберже107, – неописуемую радость греков и итальянцев. На мгновение Константинополь считал себя спасенным». Конечно, этот успех не мог иметь крупного значения для хода осады.

22 апреля город во главе с императором был поражен необычайным и устрашающим зрелищем: турецкие суда оказались в верхней части Золотого Рога. Ночью султану удалось переправить по суше, минуя железную цепь, корабли из Босфора в Золотой Рог; для этого специально был устроен в долине между возвышенностей деревянный помост, по которому суда на подставленных под них колесах и были перетащены при помощи большого числа находившихся в распоряжении султана, по выражению Барбаро, «каналий».Находившийся в Золотом Роге за цепью греко– итальянский флот оказался после этого между двух огней. Положение города стало критическим. План осажденного гарнизона сжечь ночью турецкие суда в Золотом Роге был своевременно изменнически открыт султану и предупрежден последним.

Между тем жестокая бомбардировка города, не прекращавшаяся в течение нескольких недель, довела до последней степени изнурения городское население, которое, в лице мужчин, женщин, детей, священников, монахов, монахинь, должно было днем и ночью под градом ядер заделывать многочисленные стенные бреши. Осада длилась уже пятьдесят дней. Дошедшая до султана весть, может быть специально для данного случая измышленная, о возможности прибытия на помощь городу христианского флота побудила его поспешить с решительным штурмом Константинополя. Критовул, подражая знаменитым речам в «Истории» Фукидида, влагает в уста Мехмеда длинную, обращенную к войскам с призывом к храбрости и стойкости речь, в которой, между прочим, султан будто бы возглашал, что «для успешной войны есть три условия: желать (победы), стыдиться (позора поражения) и повиноваться вождям». Штурм был назначен в ночь с 28 на 29 мая.

Древняя столица христианского Востока, предчувствуя неизбежность роковой для себя развязки и зная о предстоящем штурме, провела канун одного из величайших исторических дней в молитве и слезах. По распоряжению императора крестные ходы, в сопровождении громадной толпы народа, певшей «Господи, помилуй», обходили городские стены. Люди ободряли друг друга, чтобы в последний час битвы оказать храброе сопротивление врагу. В своей сообщаемой нам Сфрандзи длинной речи Константин, побуждая жителей к храброй защите, ясно понимал предрешенную гибель, когда говорил, что турки «опираются на орудия, конницу, (пешее) войско и численное превосходство, мы же полагаемся на имя Господа нашего Бога и Спасителя и, во‐вторых, на наши руки и силу, которую даровало нам Божеское могущество». В то же самое время в конце речи Константин произнес такие слова: «Убеждаю и прошу вашу любовь, чтобы вы оказывали соответствующий почет и подчинение вашим вождям, каждый согласно своему чину, отряду и службе. Знайте же следующее: если вы искренне будете соблюдать все то, что я вам приказал, то с помощью Божьей я надеюсь, что мы избавимся от ниспосланной Богом справедливой кары». В тот же день вечером в Св. Софии было совершено богослужение, последняя христианская служба в знаменитом храме. На основании византийских источников английский историк Э. Пирс108 дал волнующее описание этого события:

«Большая вечерняя церемония и служба, всегда выделяющаяся среди мировых исторических спектаклей, была последней христианской службой в храме Святой Мудрости… Император и большая часть приближенных присутствовали в здании, которое снова, но в последний раз было заполнено молящимися христианами. Не требуется большого усилия воображения для того, чтобы представить сцену. Интерьер храма был самым прекрасным произведением, которое создало христианское искусство. Красота его еще более усиливалась великолепными светильниками. Патриарх и кардинал, немалое количество представителей как Восточной, так и Западной церквей, император и знать, последние остатки некогда блистательной и смелой византийской аристократии, священнослужители и воины перемешались. Константинопольцы, венецианцы и генуэзцы – все присутствовали, все осознавали стоящую перед ними опасность. Все ощущали – перед лицом неминуемой опасности, – что противоречия, занимавшие их в течение многих лет, были слишком ничтожны, чтобы о них думать. Император и его свита приобщились Святых Тайн и попрощалась с патриархом. Служба была, по сути своей, заупокойной литургией. Империя была в агонии, и как раз подобало, чтобы службой по ее отлетающему духу была эта публичная церемония в самом прекрасном храме в присутствии ее мужественного последнего императора».

Сфрандзи писал: «Кто расскажет о тогдашних слезах и стенаниях во дворце? Даже человек из дерева или камня не мог бы не заплакать».

Общий штурм начался во вторник между часом и двумя ночи с 28 на 29 мая. По данному знаку город был атакован сразу с трех сторон. Две атаки были отбиты. Наконец, Мех– мед организовал со всей тщательностью третью и последнюю атаку. Особенно яростно нападали турки со стороны ворот Св. Романа, где было замечено присутствие императора и окружавших его бойцов. К довершению всего один из самых главных защитников города, генуэзец Джустиниани, будучи тяжело ранен, должен был покинуть ряды войска. Его с трудом перевезли на корабль, которому удалось уйти на остров Хиос, где раненый скоро умер (если только он не умер еще в дороге).