Византиец - [53]

Шрифт
Интервал

Н. не ждал этого вопроса. Тем не менее ответил сразу.

— Подскажи, чтобы деспине дали имя София.

— София?

— Красивое старинное византийское имя. Почему бы и нет? Это имя должно понравиться русским. Оно будет напоминать им об их заветной мечте — вернуть Константинополь с его Святой Софией — главным храмом православной веры.

Делла Вольпе принял это разъяснение за чистую монету и послушно исполнил, когда посольство с Зоей вернулось в московские земли. Великий князь и митрополит согласились.

Фактически, однако, при этом экспромте Н. руководили и другие побуждения. Ему было стыдно перед Зоей. И ему очень хотелось, чтобы Зоя поняла и простила его. Поэтому Н. и предложил наречь девушку Софией. Ибо надеялся на ее мудрость.

Н. была очень близка византийская концепция Софии — «премудрости Божией». Ради того, чтобы сохранилась и восторжествовала традиция византийской православной мудрости, учености и духовности, Н. и отдал душу дьяволу. Страстно желая быть прощенным Зоей, на прощение Господа Бога Н. уже не рассчитывал.

В конце мая 1472 года посольство прибыло в Рим. Послы остановились на папском постоялом дворе на высотах Монте Марио, ожидая, когда им будет дарована аудиенция.

Тем временем 24 мая папа собрал консисторию. Обсуждался только один вопрос — о браке Зои с Иоанном. Н. тоже присутствовал, секретарем для записи. Он чувствовал себя достаточно спокойно, не предвидя никаких осложнений.

В делах внешней политики папы не любили отклоняться от обязательств, взятых на себя их предшественниками. А в данном случае имелась четкая договоренность Павла II с Иоанном III. Сыграла свою роль и подготовительная работа, проведенная Виссарионом. Кардинал знал, как работает машина курии, знал, где и как требовалось подмазать ее шестеренки, чтобы они проворачивались глаже и быстрее, где подтолкнуть.

Наконец, поспособствовал сам Делла Вольпе со своим беззастенчивым враньем. С его легкой руки папа и большинство кардиналов наивно считали, что русские остаются верными Флорентийскому Собору и просят направить к ним посла, который бы разузнал их веру, изучил их положение, исправил бы все ошибочное и получил от них обещание повиновения Святому престолу. Таким образом, политическая комбинация, поначалу официально подававшаяся как закрепление антитурецкого союза с Москвой посредством брака Зои с великим князем Московским, превращалась в богоугодное предприятие, в операцию по возвращению в лоно Святой матери церкви ее заблудших детей.

В поддержку брака высказались все, что Сикст воспринял с нескрываемым одобрением. Затем без особых прений согласовали технические вопросы. Постановили, что обручение, согласно выраженному желанию, состоится в базилике Святого апостола Петра с участием прелатов. Решили, что кардиналы выйдут навстречу послам.

Консистория повторно собралась на следующий день, 25 мая, в положенное время. Для торжественности присутствовали послы Неаполя, Венеции, Милана, Флоренции и Феррары. Сикст велел приглашать русских. Н., стоявший на своем обычном месте у стола с чернильницей, почувствовал, как ногти впились в ладонь. Наступал критический момент.

Н. кожей сознавал слабость имевшихся у посольства полномочий. Еще хорошо, что умер Павел, поскольку никого из сановных бояр в состав посольства не включили. Делла Вольпе не собирался делиться славой ни с кем. Для сурового Сикста это, слава Богу, не имело значения.

Крайне неубедительно выглядела и верительная грамота, исполненная на русском языке. Хотя имя там и подчистили, все равно своей краткостью грамота наводила на невольные подозрения. Вместо традиционного, принятого в таких случаях велеречивого и торжественного описания существа вопроса грамота состояла из одной-единственной фразы: «Великому Сиксту, первосвященнику римскому, князь Белой Руси Иоанн челом бьет и просит, чтобы верили его послам».

Делла Вольпе зачитал текст на итальянском и передал папе небольшой лоскуток пергамента, снабженный привесной золотой печаткой. Некоторые из присутствующих кардиналов переглянулись. Однако тут же попрятали улыбки. С благосклонным кивком, как ни в чем ни бывало, Сикст принял грамоту. «Пронесло», — мелькнуло в голове у Н. Самое трудное, похоже, позади. Дальше Н. полагался на актерский талант Делла Вольпе.

Уроженец Виченцы не обманул его ожидания. Он приветствовал папу таким образом, что это имело вид фактического признания верховенства папской власти. Далее Делла Вольпе произнес небольшую речь, которая сводилась к похвалам в адрес папы, к приветствиям по поводу его восшествия на престол и к заверениям в уважении. Причем монетчик не постеснялся от имени великого князя принести уважение к апостольским стопам папы. Это прозвучало.

Наконец, послы преподнесли понтифику подарки — шубу и семьдесят соболей. Подарки папе понравились. Сикст с видимым удовольствием похвалил великого князя за то, что тот — христианин, что принял Флорентийскую Унию, что не разрешил обратиться к патриарху Константинопольскому, назначенному турками, с просьбой о греческом архиепископе, что пожелал вступить в брак с христианкой, издавна воспитываемой вблизи апостольского престола. Более того, папа назвал Зою дочерью апостольского престола и Священного колледжа.


Еще от автора Николай Николаевич Спасский
Проклятие Гоголя

Политика создает историю, и политика же ее разрушает… и никого не щадит. Даже жизнь почившего гения может стать разменной монетой в этой игре с высокими ставками… Стремясь усилить свои позиции на мировой арене в разгар холодной войны, наша держава заигрывает с русской диаспорой на религиозной почве и готовит первый шаг к сближению – канонизацию Н. В. Гоголя. Советскому разведчику, много лет прожившему в Европе, поручено найти в Италии и уничтожить секретные свидетельства о жизни великого русского писателя.


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.