Вивиен Ли - [54]

С характерным для нее умением вынести на крупный план внутренний мир персонажа Вивиен Ли все время дополняет первоначальный эскиз образа. Уверенность в помощи Цезаря помогает освободиться от прежних страхов и табу, и в каждой непроизвольной реакции обнажается истинная суть Клеопатры.

Вот она сжимается от страха, только заслышав голос суровой няни Фтататиты. Вот преследует Фтататиту с бичом в руках. Вот с детским восторгом несется за рабом — избить хотя бы его, если Фтататиту защитил Цезарь. Вот, подняв в упоении руки, сверкая горящим взглядом, стоит у трона, восклицая: «Настоящая царица! Клеопатра, царица Египта!»

Сочетание невинности и пробуждающейся женственности, наивной прелести и столь же непосредственной жестокости объясняет тайну обаяния героини Вивиен Ли. Циничная, мстительная и лживая, она может быть преданной, искренней и великодушной, и потому попытка Цезаря превратить этот человеческий материал в человека увлекает так же, как эксперимент профессора Хиггинса с Элизой Дулиттл.

Перелом происходит на Фаросе, где горстка римлян окружена египетской армией и Клеопатре не удается удержать возле себя Цезаря в самый разгар битвы. Юная царица остается в пустоте: детские иллюзии утрачены, мудрость Цезаря недоступна. Можно лишь подражать мудрецу, сознавая свое поражение.

Суровая, повзрослевшая Клеопатра отлично владеет собой. Ее холодное, гордое величие способно обмануть даже злейшего врага — Потина, но Вивиен Ли уверенно раскрывает второй план образа и показывает, что героиня думает и чувствует совсем не то, что говорит.

Клеопатра лишь повторяет слова Цезаря, понимая их по-своему, и в следующей сцене актриса снимает маску. Перед зрителем все та же пусть более опытная и зрелая, но так и не постигшая величия Человека Клеопатра. Стоит Потину обвинить ее в предательстве, и внешнее величие пропадает. Героиня не в силах совладать со своей яростью, негодованием, женской жаждой мести. Эмоции Клеопатры сильнее разума и желания подражать Цезарю.

Критики объявили сцену с Потином самым значительным эпизодом фильма. Того же мнения придерживался Г. Паскаль, пораженный трагической силой игры актрисы. Лично он связывал это с переживаниями Вивиен Ли. Однако, если говорить о трагизме, с каким Вивиен Ли показывает прозрение Клеопатры, открывающей свою беспомощность перед судьбой, трудно выделить какую-то одну сцену. Разве что финал…

Набережная Александрии. Цезарь отплывает в Рим. На верху огромной лестницы появляется микроскопическая черная фигурка. Она медленно плывет вниз — маленькая черная фигурка в отчужденном безмолвии пустой мраморной лестницы. Похоже, ей никогда не добраться до последней ступеньки.

Как будто высеченная скорбью, эта бесстрастная фигура выделяется на фоне шумной, праздничной толпы. Стремительно падающие линии одежды, опущенные уголки рта, черты бледного, как будто мраморного лица выражают усталость и затаенную муку.

Свойственное Вивиен Ли мужество исключает совпадение внутреннего состояния актрисы и героини. Однако возможно, что физическое и моральное напряжение исполнительницы передалось ее Клеопатре.

Недешево достался ей этот злополучный фильм — врачи настойчиво рекомендовали отдых. Тем не менее зимой 1945 года она уже мечтала о новой роли в пьесе американского драматурга Торнтона Уайлдера «На волоске от гибели». За постановку взялся Оливье — очень уж актуально звучала эта довоенная пьеса, аллегорическая история человечества, представленного семьей американца Антробуса и его служанкой Сабиной.

Пережив оледенение Земли, семья Антробуса едва не погибает во время потопа, а затем — мировой войны. В центре этой необычной притчи — Сабина, чей облик меняется с ходом событий. Простодушная и обаятельная служанка первого акта во втором оказывается авантюристкой, готовой соблазнить своего хозяина, а в последнем действии она — простой, «маленький» человек, испытавший трагедию войны и стремящийся постичь логику истории.

Роль Сабины предъявляла очень жесткие требования. Помимо того, что в каждом акте героиня представала в новом ракурсе, Вивиен Ли предстояло сыграть еще одну роль — актрисы мисс Сомерсет, выступающей в роли Сабины. По замыслу Уайлдера, эта актриса, женщина непосредственная и недалекая, часто и невпопад комментирует действие, нападая на автора пьесы и на новую драму вообще, чем доставляет немало удовольствия публике.

Необычная роль в пьесе Т. Уайлдера обладала редкой притягательностью для Вивиен Ли, однако Сэлзник, который прежде всего думал о своих интересах, встал на дыбы. 19 февраля 1945 года в памятной записке своему помощнику О’Ши он писал: «Необходимо пересмотреть наши отношения с Вивиен Ли. Мы согласились, чтобы она выступила в «Ромео и Джульетте», хотя это значило, что Скарлетт О’Хара не появится в новых фильмах. Эта затея серьезно повредила ее карьере, а рецензии были ужасны. Это одна из причин, почему мы так опасаемся еще одного театрального предприятия по инициативе и при участии Оливье, которое могло бы причинить дальнейший ущерб нашей собственности. Мы отнеслись с пониманием к просьбе Ли о двенадцатинедельном отпуске в Англию. Мы считали, что она должна быть на родине в дни войны. Мы учли ее главный аргумент — что она может никогда более не увидеть Оливье, поскольку он собирался вступить в ряды вооруженных сил. Мы сделали этот честный и убыточный для нас жест, а за ним и другие жесты, позволяя продлить и предоставляя отпуск снова и снова. Оливье уже не в армии, и нет причин, по которым она не могла бы вернуться в Америку или хотя бы попытаться сделать это. Следует подчеркнуть, что она постоянно отказывается даже обсуждать такие шаги, хотя мы были все еще готовы снимать фильмы с ее участием. Эти картины могли бы положительно сказаться на англо-американских отношениях и обеспечить потенциальную аудиторию от пятидесяти до ста миллионов человек по сравнению с небольшой аудиторией, которую может собрать любая пьеса. ДОС»