Вивиен Ли - [49]

Эмма — Вивиен Ли протягивает письма, ее голос делается отчужденным, холодным, далеким. Единственная за весь фильм размолвка вызвана не ее недовольством своим положением, а самим фактом непонимания, самой возможностью ревности и подозрения.

Самоотверженная, щедрая, деликатная, эта женщина не выноси фальши, недоверия, пустых обид — ничего, что ранит человеческую душу и оскорбляет любовь. Именно необходимость таиться и заставляет ее расстаться с Нельсоном после возвращения в Англию.

Мелодраматические реплики обретают взволнованность и простоту подлинного чувства («Лучше так? Шепот, тайные встречи, подозрения, ложь? И это все, что осталось от красоты, блеска и славы?»). Для Вивиен Ли человеческие отношения имели смысл постольку, поскольку они открывали красоту и достоинство личности. Ее стихийное стремление к красоте чувств определило драматический стержень роли.

Эта высшая требовательность определяет решение героини сообщить Нельсону о начале войны и просьбе Адмиралтейства. С самого начала безошибочной интуицией любящей женщины она знает, что Нельсон не вернется, и ее отказ Харди понятен: адмирал заслужил право отдыхать. Однако Эмма — Вивиен Ли слишком предана герою, чтобы не понять, что, оставаясь дома, он изменит себе, своему назначению и долгу, перестанет быть собой. Такой жертвы ее любовь не примет, такая цена за счастье не в ее характере.

Когда-то, без колебаний, героиня противопоставляла свое право на любовь фальшивым и несправедливым идеалам общества. Теперь она жертвует своим чувством во имя истинного долга. Очевидно, в Голливуде на это не обратили внимания и предложили доснять пролог и эпилог (опустившаяся Эмма Гамильтон в Кале), чтобы зритель убедился в справедливости судьбы, рано или поздно карающей отступников от норм морали.

Однако истинным финалом остается сцена, в которой рыдающий Харди сообщает героине о победе у Трафальгара и о гибели Нельсона. Критики тех лет обвиняли Вивиен Ли в недостаточной эмоциональности и восхищались находчивостью Корды, сумевшего найти финальную точку: леди Гамильтон медленно подходит к окну, задергивает занавеси и тут же падает. Очевидно, они не разглядели сущности героини, не поняли ее натуры. Эмма — Вивиен Ли не может позволить себе рыдать при Харди: ее героиня — слишком сильный и уважающий себя человек. Во-вторых, Харди лишь подтверждает то, что ей давно сказал голос сердца, и ее окаменевшее лицо, побелевшие губы, воспаленный взгляд трагичнее любого внешне динамичного жеста или движения. Только так можно сыграть женщину, для которой уже наступила смерть, которой не пережить гибель Нельсона, не оправиться: «Не было тогда, не было потом!»

Несмотря на спешку, финансовые проблемы Корды и отсутствие сценария (его готовили параллельно съемкам опытные драматурги Роберт Шерифф и Уолтер Рейш), Вивиен Ли с удовольствием работала над картиной. 22 октября она сообщала Ли Холману: «Фильм ставит сам Алекс Корда. В отличие от большинства режиссеров работать с ним очень приятно. Не в последнюю очередь потому, что он может говорить не только о фильме, но и на другие темы, всегда с увлечением и эрудицией».

Однако все это время ее терзали мысли о доме. Газеты осторожно сообщали о «битве за Англию», но она догадывалась о размахе фашистских налетов. Ее письма к Холману пестрят взволнованными вопросами: «Дорогой Ли! Нет ли новостей со Стэнхоуп-роу? Было бы замечательно, если бы маленькая горбатая улочка устояла, несмотря ни на что!.. Только что приехал Артур Уимперис. Он рассказал, как направился в свой клуб «Артс» на Доуэр-стрит только для того, чтобы обнаружить, что этого дома уже нет. Однако, по его словам, остальные здания на Доуэр-стрит пока уцелели. <…> Дорогой Ли! Раз ты выехал из Бат-клаб, там что-то произошло? Но дом все-таки уцелел?»

Ответы приходили редко, и только в Англии она узнала, что в их бывший дом на Литтл Стэнхоуп-стрит попала бомба. Чтобы отвлечься, она описывала Холману события на съемочной площадке и свой дом в Голливуде: «Здесь очень милый бездомный кот, которого мне не хотелось бы оставлять. При доме английская овчарка. Ее зовут Юпитер, хотя совершенно очевидно, что это «она»!» И все равно письма Вивиен переполняла тоска по родине: «О Ли! Ты не можешь понять, что значит быть за границей в эти дни. Домой хочется непреодолимо…»

Четвертого ноября она сообщила из Беверли-хиллз: «Я очень волнуюсь: может быть, мы вернемся домой к рождеству. Даже если это не получится, я добилась разрешения вернуться сразу же после окончания работы над следующей ролью. В таком случае я смогу выступить в Нью-Йорке в «Цезаре и Клеопатре». <…> Картина о Нельсоне почти закончена. Мы спешили со съемками, ибо в пятницу могут кончиться деньги — привычное для Алекса затруднение… Можно ли еще снять дом на Литтл Стэнхоуп-стрит?»

Выступить в «Цезаре и Клеопатре» на этот раз не пришлось — Вивиен Ли спешила уехать до того, как Дэвид Сэлзник предложит новую роль своей «Скарлетт». Продюсер «Унесенных ветром» ревниво следил за «своей» звездой и совсем недавно не позволил ей сыграть в «Антонии и Клеопатре» (Оливье, правда, все равно не смог найти денег на постановку) и «Марии Аделаиде» в спектакле театра «Гилд».