Вивиана. Наперекор судьбе - [160]

– Аманулла Эфенди прав, – вдруг вмешался Сохраб, произнося слова с сильным акцентом: – Ирак сочтет такое обращение к гостям оскорблением для самого себя, – словно стервятники, арабы налетели на шейха, будто на жертву.

– Хватит! – резко вскликнул Кахарман, обрушив на стол свой могучий кулак: – Я не позволю унижать меня в собственном дворце! Во-первых, я больше чем уверен, что это вино не отравлено, во-вторых, Джамиль – не просто мой молодой сын, он наследник престола, вы просто обязаны относиться к нему с уважением. И, наконец, в третьих, кто вы такие, чтобы предъявлять мне обвинения и общаться на равных? Я – шейх, а вы лишь люди, подвластные мне. Чтобы развеять эти подозрительные блески в ваших глазах, я попрошу Лиана, своего слугу, отпить глоток этого вина, – мусульманин недрогнувшей рукой протянул высокий, хрустальный бокал англичанину, но тот, белый, словно полотно, лишь отшатнулась:

– Прошу, помилуйте, господин…

– Молчи! – грубо отдернул Кахарман: – Если ты этого не сделаешь, то лишишься не только должности у моих ног, но жизни. Пей! Немедленно! – внезапно Лиан бросил взгляд туда, где скрывалась в толпе слуг Вивиана. Девушка зажмурилась, дабы не видеть последних минут жизни того, кого совсем недавно называла любимым. Вот и все… Это конец его недолгой, греховной жизни, конец, не имеющий начала… Молодая женщина тяжело дышала, и, словно почувствовав на себе чье-то внимание, открыла глаза. В нескольких шагах стоял Джамиль. В его очах блеснул огонек сожаления. Дочь графа, не отрываясь, смотрела на наследника, пытаясь отвлечь себя от ужасной сцены. Вивиана вздрогнула и отвернулась. Раздался звук разбившегося бокала, сдавленный хрип и последние слова Лиана:

– Прости меня, Вивиана… – слава Богу, что никто во дворце не знал настоящего имени девушки. Потеряв над собой контроль, англичанка бросилась к умирающему мужчине, но Джамиль вовремя схватил ее за руку:

– Нет, стой, ради Всевышнего, не привлекай лишнего внимания. Все будет хорошо. Держись.

В толпе рабов стали раздаваться крики ужаса и паники. Испуганные до смерти, аристократы вскочили со столов, перекидывая некоторые блюда: – Убийца! В доме самого шейха живет отравитель! – молодой человек издал душераздирающий хрип, после чего, обмяк на ковре, навсегда замолчал. Никто не позаботился об умирающем слуге, никто не закрыл ему глаз, все лишь подло переступали через бездыханное тело.

После того, как разгневанные аристократы покинули зал, шейх смерил столпившихся рабов ненавистным взглядом: – Оставьте меня наедине с сыном! Ты также будь здесь! – буркнул Кахарман, обращаясь к перепуганной Вивиане, едва сдерживающей в себе рыдания при виде трупа.

– Унесите тело, – глухо приказал Джамиль, и, взяв за руку девушку, подошел к отцу: – Слава Аллаху, господин, что все обошлось…

– Обошлось?! – взревел араб, выплеснув на сына и его избранницу весь потом своего гнева: – Меня пытались отравить на глазах у важных гостей! Меня унизили, оскорбили! Меня растоптали! Кто подсыпал яд?! Кто?! Эта дрянь?! – леди Бломфилд вскрикнула и отшатнулась, когда тяжелая ладонь шейха обрушилась на нее пощечиной.

– Нет, отец, стой, – загородив собой Вивиану, Джамиль, пытаясь говорить спокойно и естественно, ответил: – Я знаю, кто это сделал. Моя наложница невиновата, клянусь Аллахом, – тяжело вздохнув, принц вынул из-за пояса кафтана свернутый, пожелтевший листок, протянув его разгневанному отцу: – Я нашел это в коридоре, возле покоев Султаным. Кто-то в спешке оборонил письмо, – быстрыми движениями развернув бумагу, Кахарман стал читать. Сначала на его побледневшем лице промелькнула тень удивления, потом шока, и, наконец, безграничного гнева. Разорвав бумагу, араб, подобно волку, схватил принца за воротник, притянув к себе:

– Что это?! Я спрашиваю, что это за бред?! Отвечай!

– Прошу тебя, отец, успокойся, – аккуратно отстранившись, наследник виновато поднял глаза на повелителя: – Мне очень жаль. Но ты же видишь, что это письмо – чистая правда, на нем находится печать твоей жены. Яд подсыпала Бахижа, госпожа приказала ей, – вмиг покраснев, шейх, хватая губами воздух, опустился в кресло:

– Нет,…это не правда… Ложь… С Афифой я прожил более тридцати лет, она не могла предать… Нет, не могла…

– Увы, господин, власть делает человека тщеславным и жестоким, заглушает такие чувства, как любовь к ближнему и благодарность за помощь. Бахижу я еще могу понять. Ты отверг ее, и, разгневанная,…

– Кто такая эта Бахижа, чтобы покушаться на жизнь самого шейха?! – взревел Кахарман, и, оттолкнув сына, направился к двери: – Стража! – на пороге появились два высоких, сильных мужчины, склонившиеся в поклоне перед своим господином:

– Слушаем, повелитель.

– Заприте в темнице Афифу и Бахижу!

– Но, повелитель, как можно? – на смуглом лице охранника проскользнула тень удивления и страха.

– Молча выполняйте мой приказ! Немедленно, иначе головы полетят! Вы тоже возвращайтесь к себе, и никому ни слова! Если хоть одна живая душа узнает об этом происшествие, наказание не заставит себя ждать, – угрожающе произнес шейх, буквально выталкивая сына и его избранницу из зала.