Vive le basilic! - [33]

Проводнику следовало что-то дать, Анри дал и, кажется, угадал с суммой.

– Кофе? – Голос проводника стал дружески-фамильярным. – Чай? Свежие газеты? Папиросы?

– Чай и… – В ставшем за без малого девять лет незнакомым мире, с его слякотью, дорогими фруктами и дешевой водой, имелось нечто, сближающее покинутую Шеату с торопящимся сквозь ночь вагоном. – У вас есть «Бинокль»?

– Само собой, мсье. Смею заметить, мы покажем этим колбасникам. Всегда показывали!..

Анри тоже так считал, но промолчал. По, наверное, все же скверной привычке держать свои мысли при себе.

Чай был хорош – горячий, терпкий, темно-коричневый. Вытащивший было портсигар капитан раздумал курить и развернул газету, подспудно рассчитывая на фельетон Дюфура, однако на первой полосе огромными буквами значилось «Ультиматум кайзеру предъявлен» и чуть ниже и чуть мельче «Иль и Австразия – неотъемлемая часть Республики!». Анри резко отодвинул стакан. Так вот где и как собрались «показывать» колбасникам! Об Аксуме здесь никто не думает. Премьер решил отменить подлейшее из решений Клермона, узнав о котором генерал Пайе де Мариньи отказался от пенсии и отослал в Военное министерство орден за Мюлуз…

– Еще чаю, мсье?

– Пожалуй.

* * *

Завтракали в «Счастливом случае» втроем – кроме Поля был приглашен еще и Руссель. Перед кофе Жоли снял засунутую за жилет салфетку и со скукой в голосе осведомился:

– Ну, дети мои, что вы думаете об Иле?

Руссель был старше заведующего отделом политики на три года, Дюфур – моложе на одиннадцать, но это ничего не значило, вернее, значило, что предполагается очень важный разговор.

– Могу выехать в ночь курьерским, – на всякий случай предложил Поль; он в самом деле был не прочь проветриться.

– Маршан своего добился и скромно ушел в тень. – Руссель еще не закончил с пирожным, он любил сладкое. – Легитимисты возмущаются, но скорее для порядка, имперцы поддерживают, но еще тише. Если не будет неприятностей, оппозиция притихнет.

– А их не будет? – спросил (спросил!) Жоли.

– Лучше б мы начали потрошить колбасников с Хабаша, – припомнил рассуждения алможедского генерала Поль. – Легион в отличной форме, чего не скажешь про континентальные войска после отмены премий, а подстроить, чтобы негусы призвали нас на защиту Аксума, труда не составит. Алеманы в колониях творят черт знает что, хуже только фламандцы, и аксумиты это понимают. Наши при необходимости тоже могут сжечь деревню-другую, но колбасники вытаптывают без разбора. Как носороги – дурро.

– Соскучился по своим кокатрисам? – Под сигару Жоли шутил часто, но Поль видел глаза заведующего отделом политики, и глаза эти были настороженными и жесткими. Полицейские и вояки так смотрят не в лучшие времена, а Жоли в своем роде тоже полковник.

– Кокатрисов мне более чем достаточно. – На шутку отвечают шуткой. – Хвостатых. Читайте «Оракул».

– Отлично, потому что в Аксум ты не поедешь, – отрезал Жоли и повернулся к Русселю. – Безоговорочная поддержка ультиматума в случае военного провала станет дорого не только Кабинету. Мы выполняли свои обязательства перед премьером, но сейчас он блефует, и патрон не готов поверить в блеф.

Читатель не любит, когда газета резко меняет курс, так что будем линять постепенно. Поддержку Кабинета связывают с твоими репортажами, поэтому ты отправляешься в Тольтеку. С инспекцией Трансатлантидского проекта, которую за свой счет и по своему почину проводит «Бинокль». На время твоего отсутствия тебя заменит Дюфур.

– Сколько я буду… отсутствовать? – Будучи парламентским корреспондентом, Руссель усвоил ряд парламентских ужимок, в том числе и многозначительные паузы.

Жоли вдохнул аромат кофе:

– Патрон не возражает, если ты возьмешь супругу и дочерей.

– Какого… Что я стану делать в Тольтеке?

– То же, что Дюфур делал в колониях. Собирать материал. Побольше суеверий, креолок, ягуаров с жерараками, и не забудь эту чертову ящерицу – она родом как раз из тех краев. То, что будешь присылать, должно читаться как роман. Что до Трансатлантидской компании и канала… Если Кабинет устоит, продолжим прежнюю линию, нет – распишешь, как ты шаг за шагом убеждался в том, что имеет место грандиозная афера, намекнешь на попытки подкупа, возможно, на покушение, но все это потом.

Теперь ты… Повторишь свой трюк с Гарсией, то есть взглянешь на алеманский узел с неожиданной стороны. Аксумской. К вечеру нужна хвалебная статья о Легионе и о том, что тебя тревожит ситуация в Хабаше. Заодно набросай проект запроса, его подаст твой бывший секундант – разумеется, от своего имени. Сейчас это не прозвучит, зато потом нам будет что напомнить и публике, и Кабинету. Любому. А теперь, дети мои, спросим коньяка.

– О да, дело сто́ит… – Поль выдержал парламентскую паузу, – «Адели» трехлетней выдержки.

– Особенно если учесть, что ультиматум по большому счету «вырос» из дела Гарсии.

Поль мог возразить, что ультиматум прежде всего вырос из желания премьера остаться таковым и очередной развязанной радикалами газетной кампании. На сей раз Маршан поднял на щит Иль и угадал. Галльский петух возжаждал вырвать перья алеманскому орлу, и глава Кабинета проявил любезную избирательскому сердцу жесткость.