Виват, гардемарины! - [17]

Из-за двери дети станционного смотрителя таращились на приезжих с не меньшим любопытством, чем Фике на клопов.

Постоялый двор был очень беден, и графине Рейнбек с дочерью выделили одну-единственную кое-как протопленную комнату.

— Брысь! — крикнула Иоганна на детей, и те сразу исчезли.

— Ужасная ночь… Какая грязь… — причитала девица Шенк.

— Перестаньте скулить! Не в карете же нам ночевать! — одернула ее Иоганна и стала командовать Гаврилой и Никитой:

— Лавки на середину! Не то нас заедят клопы. Пуховики сюда! Ширму в угол!

Шенк со вздохами принялась стелить на лавках постель.

По комнате бродили куры, у печки старая сука ловила блох, щелкая зубами.

В соседней комнате запищал ребенок, за ним захныкал другой.

— Сколько здесь детей! — засмеялась Фике. — Они разбросаны всюду, словно капуста или репа в амбаре.

— Забудьте этот ужасный жаргон, мадемуазель! — прикрикнула на нее мать. — Не забывайте, вы принцесса!

— Но и принцесса называет таракана тараканом, — съязвила Фике, прибивая башмаком ползущее по стене насекомое.

Никита принес кувшин с водой, поставил его у изголовья импровизированной постели.

— Князь, уберите это! — Герцогиня указала на кур.

Гоня кур и собаку, Никита направился к выходу.

— Сударыня, я буду за дверью охранять ваш покой. — Он с поклоном удалился.

Холодный сквозняк поколебал пламя свечи. Девица Шенк помогла дамам раздеться.

Наконец женщины улеглись. Фике раскрыла книгу, но мать захлопнула ее, готовясь к серьезному разговору.

— Слава Богу! Наш путь идет к концу. — Она истово перекрестилась. — Завтра мы пересечем границу. Нас ждут великие дела!

Внимательно глядя на мать, Фике тоже перекрестилась.

— Принцесса, — продолжала Иоганна торжественно, — я буду с вами откровенна. Мы едем в Россию не только для того, чтобы валяться в постели с пьяным дураком! Я имею в виду наследника.

Фике дернулась, ее явно шокировала вульгарность матери, и та сразу почувствовала это.

— Ти-хо… — продолжала она тоном увещевания. — Пора взрослеть! Надо учиться мыслить широко и по-государственному. Я просто хотела сказать… Покровитель ждет от нас больших услуг.

— Вы говорите о короле Фридрихе?

— О благодетеле Фридрихе! Ваша истинная Родина — Пруссия! Вам говорил об этом отец и повторяю я, ваша мать. И мы должны сделать все, чтобы тетка Эльза стала преданным другом нашего короля.

— Я поняла. — Фике глубоко вздохнула, закрыла глаза и медленно произнесла: — Я должна очаровать не только наследника, но и тетку Эльзу. — На лице ее появилась болезненная гримаса.

— Вот и хорошо… Я всегда знала, что ты умная девочка. Повтори мне, что ты скажешь тетке Эльзе при встрече.

— Ангел мой, — произнесла Фике, словно повторяла урок, — с тех пор, как я увидела вас… Я помню! — сказала она вдруг таким тоном, что Иоганна с недоумением взглянула на дочь.

Никита дремал в сенях, кутаясь в плащ. За дверью графини стало тихо, а в соседней комнате еще были слышны плач детей и приглушенные голоса.

— Князь! — негромко раздалось вдруг из-за двери графини.

Никита сразу вошел в комнату.

Иоганна сидела на кровати, вслушиваясь в голос за стеной.

— Я хочу, чтобы вы легли здесь. Во-он на той лавке. — Она указала на конник за ширмой. — Я боюсь этих туземцев.

Никита зашел за ширму и с удовольствием вытянулся на лавке. Лунный свет пробивался через мутное оконце и падал на его лицо.

Ночь.

…В комнате смотрителя спали дети на печке.

…Положив голову на грудь Саше, спала Анастасия. Саша осторожно перевернулся на бок, боясь разбудить девушку, и закрыл глаза.

…Алеша широко раскрытыми глазами смотрел в потолок, потом потянул плащ, закрывая лицо.

…Храпела Иоганна, приоткрыв во сне рот. Фике тихонько поцокала языком, и мать замолчала.

Никита с открытыми глазами лежал, отвернувшись к стене. Скрип ширмы заставил его быстро сесть.

Перед ним со свечой в руке, простоволосая, в накинутом на плечи пледе, стояла Фике. Глаза ее смеялись.

— Мне не спится, князь. Давайте поболтаем.

Фике села, спрятавшись за ширму. Сквозь синее оконце лился лунный свет.

— Сверчок поет — маленький скрипач, а лунные лучи его струны. — Она засмеялась, поиграла прозрачными пальчиками на воображаемой арфе.

— Знаете, почему сверчок поет? Слушайте. — Шепотом, глотая концы слов, она запела простенькую детскую песенку:

«У нас на печке жил сверчок,

И был он тихий старичок.

К нему явилась фея.

Что было там — о том молчок.

Но встрепенулся старичок,

Запел, от счастья млея».

— Вы… вы… и в такой жуткой дыре! Как несправедливо! — приглушенным голосом воскликнул Никита.

— О! Будь мы даже богаты, все равно не нашли бы здесь лучшего жилья. Ах, — она беспечно махнула рукой, — в конце концов, это на одну ночь. Но скажу вам по секрету, — она приблизила к нему свое лицо, — как мне надоела бедность! Это так унижает!

Призрачный полумрак, мерцание свечи настроили Никиту на романтический лад.

— О моя лунная фея, — прошептал он, — я сделаю все, чтобы в России вы ни в чем не испытывали нужды. Клянусь! Слово дворянина.

— Русские все так добры? И так великодушны? — спросила она, внимательно вглядываясь в Никиту.

— Не знаю, — смешался тот. — Я никогда не думал об этом.

— Вашу шпагу! — Фике горделиво вскинула личико. — Встаньте на колени.