Вивальди - [90]

Шрифт
Интервал

Маргарита и Дзанетта из окон дома любовались торжественным проходом по Большому каналу флотилии судов с принцем Фридрихом Кристианом на флагманском корабле.

— Вы только взгляните, братец, — звала Дзанетта Антонио, — до чего же хорош этот душка принц!

— Мне его скоро придётся увидеть вблизи в Пьета, — ответил он сестре.

К официальным торжествам были привлечены и богоугодные заведения, готовящие концертные программы. Попечители Пьета упросили Вивальди подготовить нечто необычное, торжественное. Он внял просьбам. Ворча на их скаредность, сел за работу и за считаные дни сочинил, как и просили, кантату на стихи Дженнаро Алессандро, названную «Хор муз», в котором Мельпомена превозносит до небес достоинства польского гостя. Для её исполнения им были отобраны лучшие pute — Аполлония, Кьяретта, Маргарита, Альбетта и Амброзина. Кроме того, в программу Вивальди включил концерты для viola d’amore и лютни, а также одну из симфоний. К 21 марта церковь Пьета была празднично украшена цветами, камковыми тканями и златотканой парчой. Выйдя из гондолы, на набережной появился принц в роскошном одеянии в сопровождении сенаторов Контарини, Коррера, Кверини и Мочениго. Они прошли к церкви через коридор стражников с зажжёнными факелами и собравшейся толпы. Там стояли Маргарита и Дзанетта, не сумевшие попасть внутрь. 29 марта и 4 апреля был черёд богоугодных приютов Мендиканти и Инкурабили блеснуть мастерством перед знатным гостем. Маргарита с Дзанеттой побывали и там, поделившись впечатлениями с братом.

— Скукота. Никакого сравнения с Пьета! — заявила бойкая на язык Дзанетта. — Ну и шельма же вы, братец!

Это в устах сестёр была самая большая похвала, какую они могли высказать брату.

ЭПИЛОГ

— В Венеции я больше не останусь! — заявил он Анне, отъезжающей в Грац, где ей предстояло спеть партию Марции в «Катоне Утическом».

Прощаясь и желая доброго пути, он заверил девушку, что непременно навестит её в Граце.

Его решение покинуть Венецию вызвало в доме переполох. Сёстры Маргарита и Дзанетта, разволновавшись, стали отговаривать его. Их поддержал брат Франческо, недавно переселившийся с семьёй в дом покойного отца.

— Истинный венецианец, — промолвил он, — вне Венеции, как рыба без воды.

Кто-кто, а Франческо, вынужденный прожить не один год вдали от родного дома и друзей, знал цену этих слов.

— А театр Сант’Анджело? — продолжал он. — Кто заменит вас там и кто побеспокоится о девушках сиротках в Пьета?

Но эти слова он уже столько раз слышал от покойного отца. Недавно получено письмо от Изеппо, но по стёршемуся почтовому штемпелю трудно было определить, откуда оно отправлено.

— Если Изеппо вернётся, — заметила Дзанетта, — ему будет нужна, как никогда, помощь старшего брата.

«Нет и нет!» — убеждал сам себя Вивальди. Час отъезда для него пробил. Пора порвать с прошлым и настоящим, чтобы расстаться со здешним музыкальным миром, который отверг его и стал враждебен. Бежать! Но куда и надолго ли? Пока он не знал этого сам. Может быть, в Вену или Дрезден? Там он наверняка найдет своих почитателей, которые помогут устроиться и найти работу. Как же предусмотрительно он поступил, когда после последнего выступления в Пьета преподнёс партитуры четырёх прозвучавших произведений принцу Фридриху Кристиану. Оказывается, он наследник трона Саксонии, а в её блистательной столице Дрездене руководит оркестром его друг и любимый ученик Пизендель. Ему рассказывали побывавшие там люди, что он сумел привить слушателям вкус к инструментальной музыке Вивальди. Да и в Праге чешские друзья постоянно помнили о нём. А что говорить о Вене и Карле VI! Ещё при первой встрече в Триесте, а затем в имперской резиденции он проявил живейший интерес к музыке и личности Вивальди. И наконец, недавно из Флоренции в Вену прибыл Франческо Стефано герцог Лорены, который всё же присвоил ему почетный титул капельмейстера. Ничего другого не оставалось, как собираться в путь, и первая остановка — в Граце. Решение принято окончательно и бесповоротно.

Но утром на пороге дома появился посыльный из Пьета, заявивший, что дона Антонио срочно хотят видеть для важного разговора. Вне себя от радости, Маргарита поднялась наверх и постучала в комнату Антонио.

— Братец! Вас опять требуют к себе попечители Пьета

Гондольер Меми довёз его до сиротского дома. Во дворе повторилась обычная радостная встреча с воспитанницами, которые тотчас заметили, как переменился старый наставник с привычной кипой нот в руках. В ответ на их приветствия он молча погладил каждую из них по щеке и стал медленно подниматься по овальной лестнице. Видя, как ему с трудом даётся каждая ступенька, одна из девчушек вызвалась донести наверх его тяжёлую ношу.

Действительно, в который уже раз его восстановили в прежней должности. Но это запоздалое событие не могло поколебать его, и он от своей мысли не отступился. Единственное, что его занимало тогда, это желание продать руководству Пьета все принесённые с собой концерты и симфонии, некоторые из которых ещё пахли свежими чернилами. Хотя бы по дукату за штуку. По его подсчётам за них можно было бы выручить чуть больше 70 дукатов.


Рекомендуем почитать
Конвейер ГПУ

Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.


Мир мой неуютный: Воспоминания о Юрии Кузнецове

Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.


История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 10

«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».


История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 5

«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.


Борис Львович Розинг - основоположник электронного телевидения

Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.


Главный инженер. Жизнь и работа в СССР и в России. (Техника и политика. Радости и печали)

За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.


Рембрандт

Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.


Жизнеописание Пророка Мухаммада, рассказанное со слов аль-Баккаи, со слов Ибн Исхака аль-Мутталиба

Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.


Есенин: Обещая встречу впереди

Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.


Алексей Толстой

Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.