Витязи морей - [53]

Горчаков писал из Кишинева, где была его штаб-квартира, своему другу юности Меншикову, что посылает ему на всякий случай очень дельного инженера, который выдвинулся при осаде турецкой крепости Силистрия на Дунае.

Но Меншиков не любил инженеров, он смотрел на них, как на заядлых казнокрадов, а в открытие военных действий в Крыму не верил. Поэтому он принял Тотлебена очень холодно, дав косвенными намеками понять, что он совершенно ему не нужен и может ехать обратно.

Однако сопроводительной бумажки на обратный проезд Тотлебен не получил, и в ожидании ее прошло у него время до начала сентября 1854 года, когда уже можно было предполагать, что война в Крыму вполне вероятна.

В Севастополе он очень тщательно изучая окрестности города, набрасывая кроки в свою записную книжку, изучал и линию передовых укреплений, которую начали было вести, но бросили. А когда армада союзников в несколько сот вымпелов подошла к евпаторийскому берегу Крыма для высадки десанта, тогда даже и Меншиков должен был признать, что друг юности прислал ему человека, очень серьезно относившегося к своему делу, человека больших познаний, а главное, большой широты и свободы мысли, характерной для инженера-творца, а не копииста.

Но гораздо раньше Меншикова разглядел Тотлебена Корнилов, и, когда на него легла вся тяжесть обороны Севастополя, он уже не расставался с Тотлебеном, хотя последний был лет на двенадцать моложе его и всего только штаб-офицер, а он — не только вице-адмирал, но еще и генерал-адъютант.

В гарнизоне Севастополя были военные инженеры, и тоже в штаб-офицерских чинах, но Корнилов всем им очень решительно предпочел Тотлебена, у которого, вдобавок к его знаниям и верному взгляду на вещи, оказался еще и незаменимо ценный опыт, приобретенный в Дунайскую кампанию.

Так произошло то, что лучшие войска Западной Европы, прибывшие в Крым с определенным заданием — в несколько дней захватить Севастополь и уничтожить Черноморский флот, пришлось встречать молодому подполковнику, по чертежам и при непосредственном наблюдении которого «возникали редуты один за другим, грозной цепью росли бастионы».

И в английской и во французской армиях были, конечно, тоже военные инженеры, но маститых лет и, разумеется, в генеральских чинах, притом являлись они признанными авторитетами в фортификации. Россия же противопоставила им никому в Севастополе не известного подполковника. И совершенно неожиданно для всех оказалось, что лучшего выбора сделать было нельзя, как нельзя было для руководства обороной города с суши поставить никого, кроме моряка Корнилова, а к орудиям на бастионы и в редуты никого, кроме матросов.

Какая неудачная для первой позиционной войны выдалась почва — каменистая, хрящеватая, притом сухая, так как долгое время перед тем не было дождей! Англо-французы предусмотрительно привезли с собою на судах сотни тысяч мешков с болгарской землей — готовые валы укреплений, — им был хорошо известен грунт под Севастополем. Точно так же позаботились они и о саперных инструментах: все было высшего качества. Между тем лопаты, кирки и мотыги, выданные для работ со складов Севастополя, оказались никуда не годны: лопаты гнулись, кирки ломались, то и дело натыкаясь на камни; однако работы нужно было вести с наивозможной быстротою, и они именно так и велись.

Смешно было бы задаваться целью — создать сухопутную крепость в несколько дней, поэтому строился только укрепленный лагерь по самой близкой линии к городу и Корабельной слободке, а высоты, окружающие Севастополь, заранее отдавались противнику, если бы он пришел к мысли о правильной осаде.

Конечно, Севастополь был бы совершенно неприступен, если бы в свое время укреплены были эти высоты, а для защиты их выделен достаточный гарнизон.

Но Николай I не допускал даже и мысли, чтобы кто-либо осмелился напасть на Севастополь с суши, и до последней минуты не верил, что большая десантная армия собирается в Константинополе для операций в Крыму, как об этом открыто писалось в английских газетах. Царь был убежден, что когда пишут «Крым», нужно читать «Кавказ», что болтовня газет имеет целью его одурачить, но он, конечно, не из таких простаков: он считал себя лучшим дипломатом своего времени.

Та линия укреплений, которую вывели до приезда Тотлебена, была очень слаба и имела всего только около полутораста орудий на семь километров. Она рассчитана была для отражения атаки сравнительно небольшого десанта — тысяч в 25–30. Так как в распоряжении Меншикова были приблизительно той же численности сухопутные силы, то юн не слишком и беспокоился об участи Севастополя. Все его карты спутала высадка 65-тысячной армии союзников, стремительного движения которой он задержать не мог.

На Тотлебена легла задача в кратчайший срок усилить линию обороны настолько, чтобы она могла противостоять напору крупных сил противника, чтобы редуты и бастионы были такими не по одним лишь названиям.

Ему нетрудно было доказать, что иные из укреплений строились без применения к местности, что они очень невыгодны для защиты, что брустверы их непозволительно низки, площадки тесны, — гораздо труднее было все это выправить.