Витязь. Владимир Храбрый - [74]

Служанка из русских принесла из тончайшего шелка белую рубашку и шитый серебряной вязью по краям синий кафтан, запахнутый на груди алмазной застежкой в виде головы дикого буйвола, любимого животного Мамая…

В золотые волосы Акку вплели тонкие жемчужные нити, ножки обули в мягкие сафьяновые туфельки на высоком каблучке.

- Настя, да посмотри ты на нашу куколку, погладь и пощупай - не из китайского ли она фарфора? - обратилась Зухра к служанке. - Золото ты наше, - легонько приобняла она Акку, - ив какие же руки мы отдаем тебя, милое дитятко…

Вполне искренние слезы покатились из глаз женщины, не имевшей никогда детей.

- Замолчи, - прикрикнул на неё Каракеш, тоже принарядившийся по случаю приема у хана Мамая, получивший наставления от Дарнабы, как кланяться, как падать ниц, какой сапог лизать «царю правосудному» и куда бросать отрубленную голову бывшего тысячника.

Он оглядел с ног до головы Акку, словно скаковую лошадку, только в зубы не заглядывал, ибо при улыбке и так была видна их жемчужная чистота, и, от удовольствия кряхтя, обратился к Зухре:

- Если верно ты определила, что этот цветок нетронутый, дам в два раза больше, - Каракеш вложил в руку Зухре кожаный мешочек с золотыми дирхемами, - ну, а если его уже тронули заморозки, ты, женщина, пожалеешь, что появилась на свет.

- Будь спокоен, Каракеш, этот цветок не только не трогали, но даже и не дышали над ним… - Зухра захихикала, будто вовсе и не было минуту назад слез, и, подмигнув служанке, пошла прятать мешочек в потайное место, о котором не знал даже муж…

С базарной площади, где шамана ожидал меняла-перс, уже присмотревший для Акку богато убранную кибитку, выехали сразу, как только с крыши велико-ханского дворца пропели серебряные трубы. Это означало, что через час примерно у Мамая начнется прием. И хотя до дворца было рукой подать, следовало спешить, чтобы занять очередь.

По дороге Музаффар сообщил Каракешу, что придется сегодня подождать, потому что два дня назад из Рязани прибыли послы, и их Мамай примет первыми. Послы привезли много даров и грамоту, в которой их князь Олег Иванович присягает на союз с «царем правосудным» в борьбе против Москвы.

«Ну, меняла, ну, пройдоха! - подумал Каракеш. - И по всему видать, имеет верные сведения. Помнится, говорил мне мурза Карахан, что московский князь с рязанским находятся в розмирье и живут сейчас друг с другом, как тарпан[65] и гадюка».

А сведения эти были получены Музаффаром от Дарнабы, с которым купец на протяжении многих лет состоял в деловых отношениях.

Говоря о рязанских послах, Дарнаба кипел злобой от того, что они обратились не к нему, знающему тайны придворной сарайской жизни, а к битакчи Батыру. Тот - простак - только и взял в подарок какую-то золотую безделушку для своей жены, а выложил все, что касается устройства Мамаева двора. Неслыханная щедрость! Да за такие сведения Дарнабе приезжие гости отваливали порядочный куш. Еще бы: пожадничаешь, так лишишься головы - стоит только, к примеру, прикоснуться к волосяному канату на пяти столбах или наступить на порог дворцовой юрты, не говоря уже о том, чтобы не поклониться тени великого Чингисхана. А если вдруг Мамай велит выпить кобылье или верблюжье молоко, попробуй пролить на землю хоть каплю!.. Правда, нравы дворца, по сравнению с предшественниками «царя правосудного», стали вольнее, но в последнее время «узел» Мамай решил крепко затянуть.

Зная о честности битакчи, Музаффар был удивлен, когда увидел, как два тургауда выволокли из дворца окровавленного человека. Кто-то рядом шепнул: «Обычай нарушил». Человек зло сверкал одним глазом (другой совсем заплыл), не давался дюжим тургаудам, трещала одежда на плечах и спине, а когда его бросили на повозку, плюнул на дворцовую площадь. Гремя деревянными колесами по камням, повозка скрылась в направлении ханской темницы.

В толпе любопытных, окружающих в дни приема дворец, послышались голоса:

- Повезли секир-башка делать. А туда же - не дается, вон вся морда в крови. Посмотри, чем он плюнул, не зубом ли?..

- А кто такой?

- Из рязан посольских.

- Сколько учили - не выучили, ишь как оком сверлил!

- И-и-ро-ды! - на звенящей ноте, с отчаянием и болью по-русски крикнула какая-то женщина, и крик её оборвался сразу.

Через некоторое время из дворца важно выступили рязанские послы; наряженные, во главе с дородным, в богатом кафтане Епифаном Кореевым, улыбающимся, довольным переговорами.

- Ну, пора, Каракеш. Да делай все так, как говорил Дарнаба. А то не один зуб, а все выплюнешь.

Каракеш зло глянул на купца и дал знак рукой своей свите остановиться.

…Мертвая голова Булата привела Мамая в бешенство, и если бы не заступничество битакчи, лежать бы Каракешу со сломанными шейными позвонками… Почему сам свершил над тысячником суд?! Почему не привез его, связанного по рукам и ногам?..

И тут из-за колонны вышла Акку. Да, шаман Каракеш, этой красавице ты должен молиться перед жерственником бога Хорса с утра до вечера. Поистине: какое великое чудо вывез ты, Каракеш, из Пермской земли. Что там - Золотая Баба… Прикажи Мамай, так из его золота на монетном дворе отлили бы десять таких баб.