Витязь. Владимир Храбрый - [48]

«Вот тебе и Золотая Баба!.. - испугался Каракеш. - Неужели обманул рыжеволосый?.. Дурак Булат, что не взял его с собой».

- Пам? - Каракеш ткнул кулаком в широкую грудь старика, а потом в угол землянки: - Золотая Баба?

Старик улыбнулся, показывая ряд на удивление белых зубов, и отрицательно покачал головой. Махнул рукой в сторону восходящего солнца. Глаза Каракеша просияли:

- Слава Хорсу. Авгул, этот старик всего лишь обычный шаман. Главный - впереди. Там Золотая Баба…

Он, как мог, объяснил белобородому, что за холмом ждут его люди. Старик кивнул и сделал приглашающий жест. Вскоре хозяева уже разводили кметов по своим землянкам.

Белобородый принес мясо с желтым салом - медвежатину. Каракешу приходилось есть её в скопинских лесах. Старик остался доволен: гости не брезгуют мясом злейшего врага лося, хозяина леса - медведя. Хорошие гости… Пам не будет дружить с плохими.

В провожатые он дал белокурого юношу. В следующем селении языческой чуди жрец Белой Птицы с Тремя Головами подвел к ордынцам человека. Тот спросил на ломаном, но понятном кметам языке:

- Вы, друзья Пама, как долго шли к нам?

- Долго, - неопределенно сказал Каракеш, пряча глаза от его внимательного взгляда.

- Я знаю ваш язык, потому что долгое время жил за Каменным поясом в степях Каракорума. Так уж сложилась моя судьба.

- Как зовут тебя? - бесцеремонно спросил Авгул, видя, что судьба чудского язычника не интересует сейчас саин-хана.

- Нандяш.

- Садись на коня, Нандяш, и веди нас дальше. Урагх! Вперед, быстроногие кони, обгоняющие страх и время!

Так воскликнул Каракеш, поверив окончательно в чудодейственную силу золотой пластины, и пустил коня в галоп.

Урагх! Вперед!

И лишь снег полетел из-под копыт и сорвались с елей сороки.

На второй день перехода отряду Каракеша стали попадаться ели, на которых висели соболиные и песцовые шкурки, пластинки из серебра. У кметов загорелись глаза: вот то, ради чего они проделали такой долгий и трудный путь. Но Каракеш приказал Авгулу следить за ватажниками: главное было впереди, и поэтому, чтобы не выдать намерений, до поры до времени надо было скрывать свои чувства. Авгул где грозным взглядом, где выразительным жестом заставлял простых ордынцев отводить глаза от таких доступных богатств: только протяни руку…

Среди нарядно убранных елей Каракеш увидел деревянного истукана с головой быка, иссеченного топором и обугленного.

Нандяш повернул лицо к шаману и, указывая на изуродованного идола, пояснил:

- Это русский поп Стефан рубит наших богов и обращает наших людей в христиан.

«А-а, - вспомнил Каракеш, - тот, который дал рыжеволосому золотую пластину. Нужно найти и убить русского попа…» Шаман повторил сказанные про себя слова вслух:

- Найти и убить…

Нандяш вдруг упал в снег перед копытами коня Каракеша и молитвенно воздел руки.

- Значит, ты и есть тот человек, который избавит нас от губителя наших богов. Значит, Пам наконец-то победит русского попа, который не боится огня.

- Как не боится? - переспросил Каракеш. Нандяш рассказал историю, известную не только в обители Святой Троицы игумену Радонежскому, но и князю Владимиру Серпуховскому, как Стефан предложил Паму вместе взойти на костер, чтобы доказать правоту своей веры, и как язычник признал себя побежденным, убоявшись пламени.

Наконец они увидели огромную ель, стоявшую на вершине горы, у подножия которой раскинулись незамерзающие озера. По их берегам зеленела трава. Это было так неожиданно и неправдоподобно, что Авгул воскликнул:

- Саин-хан, мы действительно оказались в краю богов!

Нандяш указал на кучи хвороста по берегам озер и пояснил:

- Каждое утро мы сжигаем этот хворост перед Священной Елью, матерью Золотой Бабы, и поклоняемся корням, стволу и ветвям. И каждое утро вешаем на неё новые украшения, сделанные из золота. От тепла костров оживает около Священной Ели земля, и на ней круглый год растут трава и цветы…

- Акку! Акку! - вдруг закричал Нандяш, да так громко, что сорвался с ветки ближайшей сосны снег.

Авгул и Каракеш схватились за сабли.

- Смотрите, это Белый Лебедь - Акку, златокудрая внучка Пама, - радостно закивал головой Нандяш, показывая на девушку, выбежавшую на поляну из-за темных елей.

Акку была в белой шубке, золотая челка волос выбилась из-под шапочки на чистый лоб. Глаза - продолговатые, с чуть припухшими, как у монголок, веками - синие-синие выразительно сияли на лунообразном лице.

«Вот оно чудо! Золотое чудо!» - подумал Каракеш и взглянул на своего верного слугу Авгула. Он увидел его глаза, вдруг затуманившиеся невесть откуда взявшейся нежностью, и затрепетавшие тонкие ноздри.

Его пронзила смелая мысль, от которой даже ему, видавшему виды, стало страшно: «Вот если бы этого Белого Лебедя да пустить в воды Мамаевых прудов! А голову Булата - не зря же я вожу её с собой - бросить к подножию трона «царя правосудного»…

Когда до ели, от которой исходили золотые лучи в свете восходящего солнца, оставалось несколько десятков саженей, Каракеш вдруг увидел стоящего за священным деревом высокого человека в белой накидке с крестом в руках. На фоне еще не просветленного неба человек этот казался великаном. По лицу шамана пробежала тень. Он не успел спросить: «Кто это?» - как справа и слева заполыхали жертвенные костры, осветив хмурые лица ордынцев. Нандяш и Акку закружились на месте и сильными голосами запели какую-то песню. В такт забили бубны, а верхушка ели стала раскачиваться, издавая мелодичный звон. Человек в белой накидке быстро-быстро осенял происходящее крестом, лихорадочно размышляя: «Кто эти люди в лисьих малахаях?.. Похоже, что ордынцы… Но почему их не уничтожили по пути к Золотой Бабе?..» И вдруг мелькнула догадка: «Неужели у них золотая пластина?! Но как она попала к ним? Ведь Дубок должен был отдать её князю Владимиру Андреевичу!.. Значит, ордынцы захватили золотую пластину обманом или силой… Надо что-то делать!»