Витязь. Владимир Храбрый - [33]

Шрифт
Интервал


Мамай махнул рукой, разрешив до конца довести обряд погребения.

После танца и пения воины запеленали своего начальника - это был сотник, умерший от ран, - в длинную грубую холстину, выкопали недалеко от костра яму, опустили сотника на корточки и на колени ему положили шлем, лук, стрелы, меч, амулет, кресало и кремень. Сняли с помоста лошадь и, тоже опустив в яму, стали засыпать землей. Потом под жуткое завывание и бой барабанов зажгли помост, и пляска возобновилась с новой силой.

Когда рухнули столбы, взметывая снопы искр, Мамай повернулся и пошел к своей кибитке.

На ночь для повелителя был разбит шатер. Вокруг него стояли тургауды, положив ладони на рукояти кинжалов. Им предстояло бодрствовать до рассвета.

Рабыни раздели Мамая, сделали массаж и уложили в постель. В эту ночь он спал один, ему надо было хорошо отдохнуть, чтобы завтра быть бодрым, с ясной головой; рано утром он решил вершить суд.

Ночью Мамаю приснился ужасный сон: будто идет он совсем один по дороге в своем пестром туркменском халате, а мимо проносятся тысячи степных аргамаков, мчатся навстречу горизонту, который кроваво-красный то ли от огня, то ли от лучей предзакатного солнца. И увидел Мамай помост; кто-то огромный, волосатый, с красным от жары плоским лицом льет из ведра кровь: она пузырится, пенится и стекает на лежащего под помостом человека… без головы, которая валяется рядом с туловищем. Мамай вдруг узнает голову, это же его собственная, вон в правом ухе золотая серьга, жидкая бородка и черные длинные волосы. Кровь бежит по волосам, ручейками стекает за уши…

Мамай закричал от страха и проснулся. Все тело было в холодном поту, голова тяжелая. Но усилием воли он заставил себя подняться. В серебряном фряжском кувшине ему принесли воду. Мамай умылся, его одели и подали еду.

В шатер вошел Дарнаба, поклонился:

- Сто лет жизни моему повелителю! Прекрасное утро, ветер утих, в небе белые облака, и в степи не волнуется ковыль. В такое утро да свершатся добрые дела твои.

- Хорошо, Дарнаба, - обсасывая баранью кость, ответил Мамай. - Распорядись, чтоб воздвигли судное место.

Дарнаба приказал снять с арбы колесо. Обшитое досками, оно походило на большой мельничный жернов. Колесо накрыли толстыми иранскими коврами; поверх установили трон. Слуги доложили Мамаю: все готово. Тогда из шатра вышел сам повелитель. На нем были красные сафьяновые сапоги с загнутыми кверху носами, желтый, отделанный синей парчой халат, под которым виднелась белая, со множеством складок рубаха. На кожаном поясе с золотой застежкой в виде фигурки буйвола висели сабля в красных ножнах и тонкий аланский кинжал. На голову вместо шлема была надета зеленая чалма, конец которой спускался на левое плечо. Зеленая чалма - символ мусульманской веры, но Мамай также верил и в своих богов… Верил теперь тайно: в Орде знать официально исповедовала ислам.

При появлении Мамая воины заколотили мечами по щитам и закричали, надувая щеки:

- Да здравствует повелитель!

Мамай прошел по иранским коврам к своему месту, сел, взяв в руки раззолоченную, усыпанную алмазами короткую палку с острым серебряным наконечником. Подвели первого преступника: тучного, как и сам Мамай, ордынца. Через разорванный халат выглядывали грязные полосатые шаровары. Все лицо было в синяках.

Глядя на него, Мамай вспомнил свой сон - огромного, мохнатого человека, который лил из ведра кровь, и поморщился.

- В чем твоя вина? - спросил он. Ордынец бухнулся на колени и жалобно завыл.

- Он пытался украсть у меня деньги, - сказал стоящий рядом тысячник, за спиной которого висел лук и колчан со стрелами. - Ночью он пробрался в мой обоз, но слуги успели схватить его за руку.

- За какую руку тебя схватили? - спросил Мамай.

Ошеломленный грозным видом повелителя и его неожиданным вопросом, вор молча поднял левую руку.

- Твое счастье, что это была левая рука… Правой ты сможешь держать саблю и искупишь вину в честном бою. Отрубить ему кисть.

Вора отвели в сторону, и оттуда вскоре раздался душераздирающий вопль.

Затем к ногам Мамая бросили девушку с множеством маленьких косичек. Подвели и юношу, обнаженного до пояса: при каждом его движении по спине и груди перекатывались мускулы.

- Поднимите их! - приказал Мамай. - Кто такие и в чем их вина? - обратился он к мурзе Карахану. У мурзы масляно заблестели глаза.

- Эта женщина одна из жен десятника Абдукерима, - Карахан кивнул в сторону немолодого уже, с одутловатым лицом и заплывшими глазками монгола. - А юноша - воин из его десятка. Он доверял ему, как себе. Но негодяй обманул доверие начальника и оскорбил его честь, прелюбодействуя с молодой распутницей.

Мамаю было неприятно смотреть на одутловатое лицо десятника, чем-то напоминавшее лицо хана Мухаммед-Буляка. В юном создании, нежном и хрупком, он вдруг увидел свою Гулям-ханум. Как жаль, что юноша и молодая женщина должны умереть, и он, повелитель и «царь правосудный», не может ничем помочь. Прелюбодеяние жестоко каралось еще со времен Чингисхана.

«А если наперекор всему решиться помочь?!» Что значит для него, великого, это ничтожное: на что-то решиться… Он почувствовал, что колеблется. Взор Мамая упал на мурзу Карахана, и он увидел в щелочках его глаз злорадные огоньки: вот один из тех приближенных великого хана Туляка, кому известна тайная связь Мамая с Гулям-ханум и кто вызывает сейчас в его сердце смятение. Но Буляк мертв. И значит - да здравствует «царь правосудный»!


Еще от автора Владимир Дмитриевич Афиногенов
Нашествие хазар

В первой книге исторического романа Владимира Афиногенова, удостоенной в 1993 году Международной литературной премии имени В.С. Пикуля, рассказывается о возникновении по соседству с Киевской Русью Хазарии и о походе в 860 году на Византию киевлян под водительством архонтов (князей) Аскольда и Дира. Во второй книге действие переносится в Малую Азию, Германию, Великоморавию, Болгарское царство, даётся широкая панорама жизни, верований славян и описывается осада Киева Хазарским каганатом. Приключения героев придают роману остросюжетность, а их свободная языческая любовь — особую эмоциональность.


Конец черного темника

Чёрный темник — так называли предводителя Золотой Орды Мамая. После поражения на Куликовом поле ему отрубили голову. Предлагаемая книга не только о его трагической судьбе. Читатель увидит жизнь Золотой Орды: коварство, интриги, изощрённые пытки, измену, страсть, гарем. В центре повествования и судьбы русских князей: Дмитрия Донского, Боброка Волынского, инока Александра Пересвета, великого старца Сергия Радонежского, князей и служилых людей, отстоявших Русь от ордынцев. Автор восстанавливает доброе имя Олега Рязанского, на котором до сих пор лежит печать Каина... Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Аскольдова тризна

Русь 9 века не была единым государством. На севере вокруг Нево-озера, Ильменя и Ладоги обосновались варяжские русы, а их столица на реке Волхов - Новогород - быстро превратилась в богатое торжище. Но где богатство, там и зависть, а где зависть, там предательство. И вот уже младший брат князя Рюрика, Водим Храбрый, поднимает мятеж в союзе с недовольными волхвами. А на юге, на берегах Днепра, раскинулась Полянская земля, богатая зерном и тучными стадами. Ее правители, братья-князья Аскольд и Дир, объявили небольшой городок Киев столицей.


Белые лодьи

В новом историко-приключенческом романе Владимира Афиногенова «Белые лодьи» рассказывается о походе в IX веке на Византию киевлян под водительством архонтов (князей) Аскольда и Дира с целью отмщения за убийство купцов в Константинополе.Под именами Доброслава и Дубыни действуют два язычника-руса, с верным псом Буком, рожденным от волка. Их приключения во многом определяют остросюжетную канву романа.Книга рассчитана на массового читателя.


Рекомендуем почитать
Любимая

Повесть о жизни, смерти, любви и мудрости великого Сократа.


Последняя из слуцких князей

В детстве она была Софьей Олелькович, княжной Слуцкой и Копыльской, в замужестве — княгиней Радзивилл, теперь же она прославлена как святая праведная София, княгиня Слуцкая — одна из пятнадцати белорусских святых. Посвящена эта увлекательная историческая повесть всего лишь одному эпизоду из ее жизни — эпизоду небывалого в истории «сватовства», которым не только решалась судьба юной княжны, но и судьбы православия на белорусских землях. В центре повествования — невыдуманная история из жизни княжны Софии Слуцкой, когда она, подобно троянской Елене, едва не стала причиной гражданской войны, невольно поссорив два старейших магнатских рода Радзивиллов и Ходкевичей.(Из предисловия переводчика).


Мейстер Мартин-бочар и его подмастерья

Роман «Серапионовы братья» знаменитого немецкого писателя-романтика Э.Т.А. Гофмана (1776–1822) — цикл повествований, объединенный обрамляющей историей молодых литераторов — Серапионовых братьев. Невероятные события, вампиры, некроманты, загадочные красавицы оживают на страницах книги, которая вот уже более 70-и лет полностью не издавалась в русском переводе.У мейстера Мартина из цеха нюрнбергских бочаров выросла красавица дочь. Мастер решил, что она не будет ни женой рыцаря, ни дворянина, ни даже ремесленника из другого цеха — только искусный бочар, владеющий самым благородным ремеслом, достоин ее руки.


Варьельский узник

Мрачный замок Лувар расположен на севере далекого острова Систель. Конвой привозит в крепость приговоренного к казни молодого дворянина. За зверское убийство отца он должен принять долгую мучительную смерть: носить Зеленый браслет. Страшное "украшение", пропитанное ядом и приводящее к потере рассудка. Но таинственный узник молча сносит все пытки и унижения - и у хозяина замка возникают сомнения в его виновности.  Может ли Добро оставаться Добром, когда оно карает Зло таким иезуитским способом? Сочетание историзма, мастерски выписанной сюжетной интриги и глубоких философских вопросов - таков роман Мирей Марк, написанный писательницей в возрасте 17 лет.


Шкуро:  Под знаком волка

О одном из самых известных деятелей Белого движения, легендарном «степном волке», генерал-лейтенанте А. Г. Шкуро (1886–1947) рассказывает новый роман современного писателя В. Рынкевича.


Наезды

«На правом берегу Великой, выше замка Опочки, толпа охотников расположилась на отдых. Вечереющий день раскидывал шатром тени дубравы, и поляна благоухала недавно скошенным сеном, хотя это было уже в начале августа, – смутное положение дел нарушало тогда порядок всех работ сельских. Стреноженные кони, помахивая гривами и хвостами от удовольствия, паслись благоприобретенным сенцем, – но они были под седлами, и, кажется, не столько для предосторожности от запалу, как из боязни нападения со стороны Литвы…».