Витязь на распутье - [13]

Раскрытая мне Густавом тайна и впрямь вызывала восхищение. Дело в том, что он изобрел самую что ни на есть гранату, которая была практически готова к употреблению, разве что отсутствовало кольцо. Отверстие, куда должен ввинчиваться запал, имелось, но вместо запала из этой дырки свисала небольшая веревочка, второй конец которой уходил внутрь яйца, а само отверстие было аккуратно залеплено воском.

– Она есть пропитана особой смесью, состоящей из… – вновь начал было пояснять он, тыча пальцем в веревочку, но я перебил его:

– Ты гений!

Принц ухмыльнулся, самодовольно кивнул, принимая мою похвалу как должное, после чего заявил:

– Я видеть такой раньше во Франция, но их хлипкий безделушка ничто в сравнение с моим монстром[18]. К тому же я ввел много новшеств. Гляди. – Он бережно провел пальцем по веревочке и самодовольно пояснил: – У них фитиль фуй, потом гореть, сейчас погас, а мой…

Из дальнейшего рассказа Густава выяснилось, что, оказывается, он давно подметил неустойчивое горение фитиля, которое не позволяло предугадать время до взрыва. К тому же зачастую фитиль гас при ударе о землю. Вдобавок из-за отсутствия точных расчетов солдат противника имел возможность отбежать на безопасное расстояние или даже успеть отшвырнуть гранату обратно. Зато теперь…

Вначале принц изобрел смесь селитры с порохом, которой пропитал фитиль. Поскольку однородная смесь горела с одинаковой скоростью, можно было почти точно рассчитать момент броска. Затем, когда Густав понял, что веревка слишком подвержена сырости, он после некоторых размышлений внес дополнительную защиту из специально пропитанной клеем оплетки…

Словом, если быть кратким, то он изобрел бикфордов шнур, и я тут же назвал его гением вдвойне, а он, довольно заулыбавшись, заметил:

– А ты думать, я просто так пугать царь Борис зажечь Москва? Хо! Но ты не говори гоп, коли рожа крива, ибо это еще не все. Я придумать такое же и с ядро пушка. Ныне его калить докрасна, так?

– Так, – подтвердил я.

– А зачем? Прок с того пустяк, грош выеденный не стоит. Загорится дом или нет – неведомо, к тому ж в него надо еще попасть. А ежели его сделать так же пусто и засыпать в ядро порох, то…

– Ты втройне гений! – не дослушав, с еще большим восторгом произнес я.

Еще бы, разрывной снаряд – это вам не шухры-мухры, как говаривала давным-давно, четыреста лет назад, точнее, вперед, одна моя знакомая.

– Я думать и еще, – предупредил меня принц. – Я мыслить одолеть всадник. Мой королевство мало конь, и я думать, яко помочь пеший ратник…

На завтрак, невзирая на ранний подъем, мы с ним опоздали, и несколько встревоженная нашим дружным отсутствием Ксения отправила на розыски гвардейцев. Осторожно заглянувший в лабораторию Дубец вытаращил глаза, когда увидел, как мы с принцем, усевшись на полу – места на захламленном столе было мало, требовался простор, вот мы и переползли вниз – и наперебой тыча пальцами в чертежи, громко спорили.

– Но этот змеиный ров хорош только при достаточной ширине, иначе его преодолеет слишком много конницы, – доказывал я.

– Твой глупый голова ничего не понимать! Для того и мыслить совсем рядом копать другой – так проще, чем делать первый в сажень ширина, – кипятился хозяин терема.

И даже сдержанный кашель Дубца, которым тот дал знать о своем присутствии, не сразу привел нас в чувство, вернув в окружающий мир. Лишь спустя минуту мы услышали его и принялись рассеянно оглядываться – что за посторонний звук и откуда? Затем оба ошалело уставились на моего гвардейца, переглянулись и дружно рассмеялись.

– Там того, Ксения Борисовна на трапезу кличет, – пояснил свое появление Дубец.

Мы как по команде сожалеюще вздохнули.

– Потом вернемся, – предложил я. – Надо договорить.

– Да, – согласился Густав. – И я тебя убедить, что змеиный ров лучше всего учинять…

Однако после завтрака пришлось тащить залюбовавшегося царевной Густава в лабораторию чуть ли не на аркане – узнав, что на завтра запланирован наш отъезд, принц моментально забыл про особенности своих рвов и прочих сооружений, с умилением любуясь Ксенией, однако я оказался настойчивее.

Обсуждали мы с ним проблемы фортификации чуть ли не до обеда, а попутно я успокоил королевича относительно количества жертв нашего грядущего нападения на Эстляндию, заверив, что теперь-то точно учиню неприятелю самый настоящий блицкриг, при котором сведу к минимуму число погибших, постаравшись сделать так, чтобы оно не превысило двух сотен.

– Это много, – вздохнул Густав. – Если при каждый замок погибать две сотни, то…

– Всего две сотни, – пояснил я и уточнил: – За все время.

– Шутить, – понимающе кивнул принц.

– Нет, – мотнул головой я. – С войной шутки плохи. Сейчас, правда, я не готов тебе ничего рассказать, потому что тактика взятия крепостей мною до конца не отработана, но, когда мы выступим, ты сам убедишься, что будет все именно так, как я тебе обещаю.

– Но столь мало смерть… Как ты думаешь добиться такое?

– Говорю же, пока точно и сам не знаю, – решил я придержать кое-какие задумки. – Я, принц, как русский народ, который никогда не имеет плана действий, но зато страшен всем именно своей импровизацией.