— Сейчас мы его раззадорим,— сказал Шишкин.
Он снова положил на табурет кусок сахару и сказал:
— Вот, кто первый ответит, тот и получит сахар. Ну, считайте.
— Гау! — закричал я.
— Вот молодец! — похвалил Шишкин. — А ты остолоп!
Он взял кусок сахару, медленно поднёс к носу Лобзика, пронёс мимо и сунул мне в рот. Я опять громко зачавкал и захрустел сахаром. Лобзик облизнулся, чихнул и смущённо затряс головой.
— Ага, завидно стало! — обрадовался Шишкин. — Кто лает, тот и сахар получает, а кто не лает, тот сидит без сахару.
Он снова положил перед Лобзиком кусок сахару и сказал:
— Считай теперь ты.
Лобзик облизнулся, затряс головой, встал, потом сел, фыркнул.
— Ну считай, считай, иначе не получишь сахару!
Лобзик как-то напрягся, подался назад и вдруг как залает.
— Понял! — закричал Шишкин и бросил ему кусок сахару.
Лобзик на лету подхватил сахар и проглотил в два счёта.
— Ну-ка, считай ещё раз! — закричал Шишкин.
— Гаф! — ответил Лобзик.
И снова кусок сахару полетел ему в рот.
— Ну-ка, ещё разочек!
— Гаф!
— Понял! — обрадовался Шишкин.— Теперь у нас пойдёт наука.
В это время вернулась мать Шишкина.
— Почему сахарница на столе? — спросила она.
— Это я взял немного сахару, чтоб выучить считать Лобзика.
— Ещё что выдумал!
— Да ты только послушай, как он считает.
Шишкин положил перед Лобзиком кусок сахару и сказал:
— Ну-ка, скажи, Лобзик, маме, сколько здесь кусков сахару?
— Гаф! — ответил Лобзик.
— И это всё? — спросила мама.
— Всё, — сказал Шишкин.
— Не многому же он у вас научился!
— А что ты хочешь? Ведь Лобзик — не человек. Сейчас он научился до одного считать, потом мы научим его до двух, потом — до трёх, а там, глядишь, он и все цифры выучит.
— Глядишь, придётся мне от тебя сахарницу прятать, — сказала мама.
— Я ведь не для себя беру, — обиделся Шишкин. — Я для науки.
— «Для науки»! — усмехнулась мама. — А свои уроки ты сделал?
— Нет ещё, сейчас буду делать.
— Ты ведь обещал, что к моему приходу у тебя всегда будут уроки сделаны.
— Будут, будут! Это я только сегодня забыл из-за Лобзика.
— Ну, смотри же! Если не будешь уроки делать вовремя, то не разрешу тебе брать сахар и сахарницу спрячу.
Мы с Костей засели делать уроки вместе, потому что он ведь даже не знал, что задано, а на другой день принялись продолжать обучение Лобзика.
— Надо учить его не только сахар считать, а чтоб он понимал цифры, — сказал Костя.
Мы взяли кусочек картона, написали на нём цифру «один» и показали Лобзику.
— Вот это, Лобзик, цифра «один». Всё равно что один кусок сахару,— сказал Шишкин.— Ну, говори: какая это цифра?
— Гаф! — ответил Лобзик.
— Молодец! Это он сразу понял, — обрадовался Шишкин. — Теперь перейдём к цифре два.
Он положил перед Лобзиком два куска и сказал:
— Считай!
— Гаф! — ответил Лобзик.
— Неправильно! Ты говоришь — один, а тут два. Что нужно ответить?
— Гаф! — снова ответил Лобзик.
— «Гаф»! — передразнил его Костя. — Где же тут «гаф», когда здесь «гаф-гаф»? У тебя на плечах что: голова или кочан капусты?
— Гаф! — ответил Лобзик.
— Затвердила сорока Якова одно про всякого! Где ты тут видишь один? — закричал Шишкин.
Лобзик в испуге даже попятился.
— Ты не кричи, — говорю я. — С собакой надо вежливо обращаться, потому что она будет бояться и ничему не научится.
Шишкин снова принялся объяснять Лобзику, что один — это один, а два — это два.
— Ну, считай! — приказал он ему.
— Гаф! — снова тявкнул Лобзик.
— Ещё раз! Ещё! — подсказал я.
Лобзик покосился на меня. Я закивал головой и заморгал глазами. Тогда он несмело тявкнул ещё раз.
— Вот теперь — два! — обрадовался Шишкин и бросил ему кусок сахару.— Ну-ка, считай ещё раз.
Лобзик пролаял ещё раз.
— Ещё раз! Ещё! — зашептал я снова.
— А ты не подсказывай ему! — говорит Шишкин.— Он сам должен знать. Отвечай, Лобзик!
Лобзик пролаял ещё раз.
— Правильно! — сказал Шишкин. — Только ты должен лаять два раза подряд.
Он снова заставил его считать. Лобзик и на этот раз пролаял раз, а потом увидел, что мы от него ещё чего-то ждём, и пролаял второй раз. Постепенно мы добились, что он лаял два раза подряд, и перешли к цифре «три». Занятия пошли так успешно, что в этот день мы выучили все цифры до десяти, но когда стали на другой день повторять, то оказалось, что у Лобзика всё в голове перепуталось. Когда показывали ему цифру «три», он отвечал, что это четыре, или пять, или десять. Когда показывали десять, он говорил, что это два, короче говоря — молол разную чепуху. Костя злился, кричал на Лобзика и воображал, что это он назло ему отвечает неправильно. Иногда Лобзик отвечал правильно, но, наверно, это получалось случайно, а Костя говорил:
— Вот видишь, ответил правильно — значит, знает, какая это цифра, а спроси его в другой раз, ни за что не ответит. Такой прохвост!
Он подозревал, что Лобзику просто надоело учиться и он нарочно даёт неправильные ответы, чтоб к нему не приставали. Вот, например, Костя показывает ему цифру «пять», а Лобзик отвечает, что это четыре.
— Да не четыре, Лобзик, посмотри хорошенько, — говорит ласково Костя.
Лобзик снова отвечает, что это четыре.
— Ну, не глупи, Лобзик, ты же сам видишь, что это не четыре, — уговаривает его Костя.
«Четыре», — упрямо твердит Лобзик.
