Витамины любви - [109]

— Если ты хочешь уйти от меня, Вахтанг, я не возражаю, но я не заслужила того, чтобы ты разыгрывал подобные сцены.

— Онаса, ты ведь меня достаточно хорошо знаешь! Я сказал тебе чистую правду. Если бы не это, мы бы сейчас делали второго ребенка.

— Ты это серьезно? Я не хочу, чтобы в обществе узнали о твоей болезни!

— Не будем спешить. Официально можно и не разводиться. Может быть, ученые что-нибудь придумают, я буду испытывать на себе любые экспериментальные средства, которые только изобретут против СПИДа. И еще, Онаса, мне ни до чего нет дела, я хочу передать свои дела в фирме кому-нибудь другому. Мне нужен отдых и время, чтобы решить, как жить дальше.

— Ладно, я тоже подумаю, как мне быть. Завтра же можешь уехать из Афин. Дела передашь. Что касается танкера, то он твой, хочешь — он останется в моей флотилии, доход от него будет перечисляться на твой счет.

На другой день Вахтанг был в Тулузе. Ему ни с кем не хотелось встречаться, но Ивана он навестил. Поздравил его с рождением сына и рассказал о своей беде. Ивану было очень жаль Вахтанга.

— Эх, Иван, очевидно такова диалектика жизни, она дарит тебе счастье, а потом непременно нейтрализует его несчастьем. Когда я подумал, что все трудности позади — я создал семью, позаботился о своих многочисленных детях и их матерях, тогда мне черт и поставил подножку.

— В жизни не бывает пути только наверх, иногда приходится скатываться вниз, бывает, падаешь, и больно, но затем снова начинаешь подниматься. Ты должен оглянуться назад, вернее, посмотреть вверх, на все преодоленные тобой ступени и поблагодарить Господа за то, что он подарил тебе эту возможность.

— По-видимому, потому и наградил Бог верблюда двумя горбами, чтобы жизнь не оказалась тщетной. Я по природе оптимист и при малейшей возможности еще раз попытаюсь преодолеть все ступени, использовать тот второй горб, который иначе называется вторым дыханием.

— Не думай, что я успокаиваю тебя, Вахтанг, но ты прожил неплохую жизнь. Столько женщин и детей, пожалуй, ни у кого не было. Ни одна историческая личность не оставляла такого потомства, а это ведь самое большое богатство на свете. С этой болезнью живут по десять — пятнадцать лет, а ты со своим могучим здоровьем протянешь и дольше. Кто знает, может, Отец Небесный и не собирался давать тебе больше.

— В этом ты прав, но обидно, когда решаешь начать жить по-новому и тебе не дают осуществить эту возможность.

— Никто не знает, что лучше — новая жизнь или старая. На первый взгляд, то, как ты жил, может показаться кому-то и недостойным. Но, если задуматься, переосмыслить все, что о тебе знаешь, мнение о тебе полярно меняется. Тебя можно рассматривать как героя, потому что ты в жизни сеял только добро, ничего больше. Я слышал, один индиец, то ли на спор, то ли из упрямства родил от одиннадцати жен семьдесят детей. Не знаю, осчастливил ли он своих женщин, но плодить детей в нищете и только для удовлетворения своих амбиций никуда не годится. А ты, ты помогал женщинам, благодаря тебе они узнали счастье материнства.

— Амбиции скорее в природе женщины. Во время моих встреч с ними в Грузии ли, в России, куда, кстати, я поехал, чтобы помочь им, они засыпали меня своими упреками.

— Ну, на это они мастерицы. Но подари женщине цветок, и она все забудет. Ты, небось, и не подумал дарить им цветы. Твоя голова была забита крупными проектами. Человеку с твоим опытом непростительно забывать о маленьком подарке, разоружающем всех женщин на свете, — Иван лукаво улыбнулся.

— Пожалуй, ты прав, по-видимому, розу и женщину роднит одно — колючки. И расцветают обе — одна, довольствуясь умеренным количество влаги, другая — умеренной дозой любви.

— И до конца расцветать не идет ни той, ни другой. Одна оказывается на пенсии, другая на помойке.

— Ну, это закон жизни. Впрочем, про розу по крайней мере скажут: красивый был цветок и увял!

— Эх, Вахтанг, как мы хотели жить нормальной жизнью — не получилось. Делали какие-то копейки, нас не оставляли в покое — пришлось нам перебираться на чужую землю. Разве тбилисский климат не подходил нам?

— Ностальгия, ностальгия, кто знает, когда ее вирус завладеет тобой!

— О родине обычно вспоминаешь, когда тебе несладко! — горько усмехнулся Иван.

— Не плата ли это за наши грехи?! Впрочем, нет, не думаю. Мы же отнимали деньги, которые были нажиты неправедным путем. Эти люди все равно должны были бы ответить перед законом, и мы, как могли, карали их.

— Ну просто Арсен Одзелашвили и Робин Гуд в одном лице!

— Во всяком случае, мы не обирали тех, кто пóтом зарабатывал свою копейку.

— Брось ты думать об этом! Никакого греха на нас нет. Лучше скажи, что будешь делать — во всяком случае, отчаиваться нельзя.

— Время самый лучший лекарь, в конце концов привыкну к этому положению. Надо будет соблюдать диету, стараться не простужаться и не болеть вообще. Если пригласят попировать, должен буду отказаться: простите, у меня сегодня дела, давайте завтра встретимся… И это завтра не наступит никогда. Иван, ты не распространяйся насчет меня, многим это будет неприятно, особенно тем, кто в Грузии.

— Что ты хоронишь себя, лет десять — пятнадцать минимум еще проживешь. А наука какими темпами развивается, особенно медицина?! Глядишь, и придумают какое-нибудь средство. А ты впредь будешь более осторожным, отдохнешь наконец от женщин и сохранишь здоровье, — пытался подбодрить друга Иван.