Витамины любви, или Любовь не для слабонервных - [54]

Я была задета. Но почему? Потому что любила Джейсона? Или потому что мое самолюбие было ущемлено? Я же обещала Джейсону быть с ним, зачем ему понадобилась Люси? Но все же во мне не было ни капли кипящей ярости, которую, я испытала при виде Джека, целующего ту красотку в носатых туфлях. Может, дело в том, что Люси не блондинка? Не знаю, что обидней: когда мужчина променял тебя на обычную женщину или на очень красивую? Еще мне сильно не понравилось, что вчера Джейсон целовал ее, а сегодня — меня, хотя бы из гигиенических соображений. Достаточно послушать, что говорит Мартина о бактериях на губах и в полости рта, чтобы вообще пропало желание целоваться («из-за стафилококков на деснах возникают фурункулы, которые растут, создавая очаги пузырей в виде виноградной грозди»).

Я решила, что мне трудно взбеситься в этой ситуации, потому что Люси — не предмет для ревности. После трех недель утомительной работы над собой я так преобразилась, что Люси мне в подметки не годилась. Я стала красоткой. У меня на кухне появился букет живых цветов. Мой дом стал уютным и чистым: я убрала в доме все предметы с каждой плоской поверхности (хотя зачем тогда нужны эти плоские поверхности?), ликвидировала все запахи с помощью хлорки или духов, постирала шторы.

Я крепко обняла Джейса. Он даже стал задыхаться.

— Я тебя люблю, — сказала я, — правда. — И, произнеся эти слова, я вдруг почувствовала себя счастливее.

Джейсон покраснел:

— Ты в первый раз за пять лет сама, добровольно это сказала. Я тоже тебя люблю. И, конечно, прощаю. — Он глубоко вздохнул. — Боже мой, Ханна! Я чувствую такое облегчение, я так счастлив!

Я едва удержалась, чтобы не пошутить на тему, связанную с туалетом, но сдержалась.

Джейсон опустился на одно колено. Я знала, что за этим последует.

— Ханна, — он взял мои руки в свои, — на этот раз прошу тебя: ответь «да».

— Ладно, — сказала я, — но почему этот вопрос мы каждый раз обсуждаем возле туалета?

Джейсон рассмеялся и зашаркал коленями по ковру. Я на цыпочках последовала за ним, чувствуя себя Белоснежкой, идущей за одним из семи гномов. Другими словами — глупо. Хотелось попросить его подняться. Наконец Джейсон на коленях дополз до середины комнаты и поднялся. Я ощутила восторг от возможности снова заглянуть ему в глаза.

— Ханна, ты выйдешь за меня?

— Ага! — Я широко улыбнулась.

— Ура! — Джейсон подхватил меня на руки и стал кружить. Я смеялась, хотя меня подташнивало и я ударилась спиной о стол. Я позволила ему отнести меня на постель. Взбив подушки, он положил их мне под голову и сказал:

— Посмотри, что я тебе принес.

Это был бриллиант, от которого глаз нельзя было отвести.

— Надо же!

Камень был огромный, его опасно острые грани устрашающе поблескивали. Джейсон надел кольцо мне на палец. Мне показалось, что оно очень тяжелое и неудобное. Под его весом я опустила руку, и она оттянулась не меньше чем на три дюйма. Я поднесла камень к глазам и стала медленно поворачивать кольцо, как это делают в фильмах леди, чтобы наблюдать за игрой света в гранях.

— Ну, — заметила я, — с ним я в безопасности. Это страшное оружие.

— И еще это, — пробормотал Джейсон охрипшим голосом, — знак моего уважения. — И прерывисто задышал мне в ухо, что могло означать только одно.

Из-за его желудка, моей больной спины и осадка в душе от его неверности, все прошло не на высоте. Но после, гладя его по голове, я испытала к нему сильный прилив нежности. Путь к моему сердцу — в высшей степени несвойственный для леди.

Присущее мне озорство толкало меня поскорее рассказать матери, что мы с Джейсоном обручились.

Почему? Потому что у меня было подозрение, что Анжела считала Джейсона неподходящим мне человеком! А ведь он ее обожал. Ее обожали все парни. Так же, как геи любят Лайзу Минелли. Мне приходилось напрягаться, чтобы мама и Джейс встречались как можно реже. Джейсон считал, что Анжела — идеальная женщина, мать и жена. А ведь он рос без мамы!

Помню, он во все глаза смотрел, как она вытаскивает из духовки горячий противень с брызжущими жиром жареными картофелинами, держа его старым кухонным полотенцем. Не выдержав, он закричал:

— Анжела, возьми рукавицы, руки обожжешь!

Мелькнула ее быстрая напряженная улыбка, и она холодно сказала:

— Все нормально, Джейсон, спасибо за заботу. — Хотя я знаю, если бы такое замечание ей сделала, например, Габриелла, мама схватила бы ее за руку, улыбнулась ей своей самой сияющей улыбкой и сказала бы что-нибудь в таком роде: «Ах, Габриелла, ты же меня знаешь, я безнадежна».

Странно, конечно. Таких, как Джейсон, женщины старшего возраста обычно любят.

Мне захотелось пошутить, и я сказала:

— Эй, Джейсон, мне не терпится поскорее рассказать маме, что мы с тобой обручились. — Джейсон заулыбался. — Хотя, по-моему, она относится к тебе неодобрительно. — Его улыбка исчезла.

— Неодобрительно? — Джейсон и сам знал, что таких, как он, все мамы, как правило, любят. — Почему? Это неправда! Этого не может быть! — Он явно приуныл. Потом сказал: — Но… если это так, почему ты спешишь сказать ей, что мы обручены? Может, подождать с сообщением?

Я наморщила нос:

— Люблю ее дразнить.