Висконти: обнаженная жизнь - [84]

До марта 1944 года он занимался этим, не привлекая подозрений, но в конце этого месяца к нему в дом вдруг нагрянули трое эсэсовцев. Они пришли не за ним, а за Паоло Мокки. Марио Кьяри вспоминает, что в тот момент в доме находились Ринальдо Риччи, Ренато Гуттузо и Джузеппе де Сантис. Поспешно обыскав дом — и не обнаружив ни экземпляров газеты L'Unita, ни оружия (все это было спрятано в спальне Лукино), — они спросили, где же те подозрительные личности, которых Висконти укрывает у себя. Особенно их интересовал так называемый «графский садовник». Никто и бровью не повел, но в этот момент дверь распахнулась, на пороге появился офицер бригады гарибальдийцев, «садовник» Паоло Мокки, и без сопротивления сдался немцам.[26]

Висконти понял, что настало время покинуть виа Салариа, и на несколько дней остановился у Уберты. Но события развивались все быстрей: 23 марта он, Марио Кьяри и Джанни Пуччини находятся на виа Венето, в 15 часов 30 минут здесь раздается чудовищный взрыв. В этот день, в годовщину создания Fasci отряд коммунистов забросал бомбами казармы СС на виа Разелла, в Квиринальском дворце, в тот самый момент, когда туда входила немецкая дивизия. Тридцать два солдата были разорваны бомбами или скошены автоматными очередями террористов из GAP, затаившихся на параллельной улице. Уцелевшие немцы преследуют партизан и арестовывают всех, кого смогли задержать или кто просто жил поблизости. Центр Рима взят в кольцо, для предотвращения восстания присылают подкрепление, репрессии молниеносны и беспощадны. В газетах от 25 марта официальное сообщение немецкого командования гласит, что следствие идет полным ходом и будет предпринято все, чтобы подавить «деятельность этих уголовников. Никто не сможет безнаказанно саботировать укрепившееся итало-германское сотрудничество. Вследствие этого германское командование приказало, чтобы за каждого убитого немца было расстреляно десять коммунистических бандитов. Этот приговор уже приведен в исполнение».

Шеф СС Герберт Капплер забрал из тюрем на виа Тассо всех, кто, по его мнению, «заслуживал смерти», в том числе евреев и антифашистов. Нужного количества не набралось, и тогда директор тюрьмы в Реджина-Коэли покрыл «недостачу». Он даже превысил квоту на пятнадцать человек — то ли из рвения, то ли обсчитавшись. Триста тридцать пять заключенных, из которых троим не исполнилось еще и шестнадцати, были отправлены в грузовиках с брезентовым верхом к Адреатинским рвам — здесь, возле Катакомб, была каменоломня. Их загонят в этот карьер и хладнокровно расстреляют. Идущие сзади будут падать на тела тех, кто уже убит. Потом немцы взорвут скалу, чтобы вызвать осыпь и скрыть место расстрела, не подозревая, что у преступления все-таки был свидетель: какой-то пастух спрятался, услышав шум моторов, и видел всю казнь от начала до конца.

Висконти пока не знает, что среди расстрелянных в тот день было двое хорошо знакомых ему людей: полковник де Монте-цемоло и Паоло Мокки. Тело последнего он позже опознает по свитеру, бывшему на нем в день ареста.

Кольцо вокруг Лукино и его друзей сжимается; теперь они отрезаны от общества, словно затравленные звери. После кровавого вечера 23 марта Пуччини, Кьяри и Лукино принимают решение разделиться и уехать из города, где их наверняка схватят. Но Марио Кьяри имел неосторожность в тот же вечер прийти на виа Салариа за вещами. Дом был окружен шестью десятками людей, среди них были и немцы, и итальянские фашисты. «Где Висконти?» — спросили они. Кьяри выпалил первое, что пришло ему в голову: «С четверга он в Милане». В этот момент в комнату входит Мария Черрути, так давно работающая в доме Висконти, что стала почти что членом семьи (Уберта относилась к ней как к сестре). Полиция задает ей тот же вопрос: «Где граф?», и каким-то чудом она дает тот же ответ, что и Кьяри: «В четверг вечером уехал в Милан».

Марио Кьяри вспоминает, как, собирая вещи, заметил, что у него стянули деньги и золотую цепочку и высказал недовольство. Он рассказывает: «Эсэсовцы стали искать итальянских фашистов, в это время зазвонил телефон: это был Лукино. „Я не знаю, где он“, — очень тихо сказал я и сразу повесил трубку. Он, конечно, сразу сообразил, в чем дело. Между тем эсэсовцы и фашисты решили, что меня надо отвезти на виа Тассо. Тут вмешался один коротышка из Службы безопасности и сказал: „Нет, я отвезу его на улицу Сан-Витале[27]“. Этим он спас мне жизнь…»

В тот же вечер Висконти покидает дом Уберты. В течение трех недель он скрывается у друзей, которых с каждым днем становится все меньше — это те, кого еще не схватили или те, кто не успел попасть под подозрение. Гораздо труднее стало поддерживать связь с людьми из отрядов, каждому приходится действовать на свой страх и риск, испытывать судьбу. «Мы были совсем одни, — скажет он позже, — наедине со своими мыслями и мечтами. Наедине со сменявшимися образами — образами наших друзей, которые были невесть где. Среди них были и рабочие, и интеллектуалы. Каждый вечер их матери сидели дома и ждали их возвращения…»

Где были Марио Кьяри, Джанни и Дарио Пуччини, Ринальдо Риччи? Уже в тюрьме? Еще на свободе? Надолго ли? Страх повис над Римом: спрятать человека, которого разыскивает гестапо, значило обречь на смерть и себя, и близких.