Вишнёвая смола - [34]

Шрифт
Интервал

Диночка оказалась сообразительной и плавать научилась быстро. Кстати, в этом месте я задумалась. Впервые после того, как решила выйти замуж за Сашку Калеуша, я задумалась. Меня, точнее сказать, разобрали сомнения. И вот почему. Очевидно, что общипанная курица Диночка Сашке Калеушу нравится до безумия. Он в неё влюблён и даже собирается на ней жениться. И вот скажите мне, кто при таком раскладе должен учить общипанную курицу Диночку плавать? Её почти жених Сашка Калеуш или девятилетняя сестрица Сашкиного друга, что вечно крутится у студентов под ногами? По-моему, ответ очевиден. Но весёлому мажорному красавцу Сашке даже в голову не приходило учить Диночку плавать! Ну, сидит и сидит себе на подстилке. Он себе наплавается, наныряется, в волейбол наиграется – к Диночке подойдёт, за ручку подержит – и обратно. А я тут с ней возись! Ну и, опять же, мороженое… Вроде как мелочь, не стоит внимания. Но это только на первый взгляд. А на все остальные?

Хотя это было забавно. И Диночка даже не обижалась на мои грозные крики, разносившиеся над мелководьем: «Наберут курей в Морфлот!» А наоборот, так потешно смеялась, что мне тоже хотелось смеяться, и мы смеялись с ней вместе. Кстати, пока я её учила плавать, выяснилось, что Диночка знает, кто такой Клиффорд Саймак, и вообще прочла все двадцать пять томов антологии современной фантастики и даже два добавочных! Это тебе не капитан Блад! Где-то я Диночку немного зауважала. Совсем чуть-чуть, но чтобы я человека хоть совсем чуть-чуть зауважала – это постараться надо! Даже самой стало удивительно.

Нет-нет, не надо думать, что я распустила нюни и действительно стала испытывать к общипанной курице Диночке дружеские чувства. Дружба – это вам не «любовь нечаянно нагрянет» и распустится, как тюльпаны, – внезапно поутру. Дружба – это серьёзно. Возможно, даже серьёзнее женитьбы. Поэтому – ни-ни-ни! – ничего серьёзного.

Но поскольку я почти всё лето возилась с этой Диночкой, то не могла не признать, что она весьма забавная. И ещё – очень заботливая. Она всё время волновалась, чтобы её Сашенька не обгорел, не замёрз, вовремя позвонил своей маме, предупредил, что задержится или не придёт ночевать. Это мне казалось очень неправильным. Потому что вот взять моего старшего брата – он заботился, чтобы его девица не обгорела, чтобы его девица не замёрзла (о том, чтобы вовремя позвонить маме девицы – его не волновало, потому что его девица тоже была из деревни, только уже, как говорила моя мама, «пообтёрлась в городе»). Мне казалось более правильным, когда молодой человек заботится о девушке, нежели наоборот. Даже если меня периодически и бесило, что мой старший брат сильно скачет вокруг своей девицы, то вот то, что Сашка Калеуш вокруг своей общипанной курицы Диночки не скачет вообще – бесило меня ещё больше. Могу представить на ваш суд такую вот картину: поздний вечер, солнце давно зашло, на пляже остались только самые стойкие (то есть я, сидящая в воде, и две парочки на берегу, на подстилке); одна девица лежит и молодой человек делает ей массаж (на самом деле просто «гладит спинку», тьфу!); другой молодой человек лежит и девица делает ему массаж (то есть – тоже просто гладит спинку, ещё раз тьфу!). И, разумеется, к гадалке не надо ходить, что гладящий спинку девице молодой человек – мой брат. А вот молодой человек, которому девица гладит спинку, – это, конечно же, Сашка Калеуш! Ну и мне, зрящей из тёплого закатного моря такую картину, поневоле закатывается (уже не в первый раз!) такая вот мыслишка: «Честно говоря, гораздо приятней, когда спинку гладят тебе, чем когда спинку гладишь ты!» – и мне снова уже не сильно хочется замуж за Сашку Калеуша. Я сижу в воде и думаю, что замуж выходить вообще необязательно. Тем более если твёрдо решил стать Клиффордом Саймаком. Это ж курам на смех: замужний Клиффорд Саймак! Нет, ну разумеется, я буду гораздо красивее страшного очкастого Клиффорда Саймака, но даже если ты красивая – замуж выходить вовсе не обязательно. А уж если выходить, то за такого, который будет гладить спинку тебе, а не ты – ему. За того, кто будет переживать за тебя, а не ты – за него. Ну или хотя бы по очереди. Потому что у Диночки с Сашкой Калеушем никакой очереди нет. Она постоянно заботится о нём, переживает за него, ухаживает за ним безо всякой очереди. И при этом вроде как он её очень любит и даже собирается на ней жениться.

Дедушка считает, что всё очень просто и что Сашка Калеуш – эгоист (эгоист – это тот, кто всё время думает только о себе). Но вроде как Сашка не совсем эгоист, и даже покупает общипанной курице Диночке новые вещи. Но тот же дедушка говорит, что это потому, что Сашка и тут эгоист – и просто пускает пыль в глаза всей компании, торжественно преподнося Диночке новую юбку так, как будто дворец ей купил. И что это очень легко и просто – купить тряпку на папины и мамины деньги, и что, вот, мой старший брат хотя и дурак, но своей девице купил золотое кольцо с бриллиантом на честно заработанные своим горбом на горбатом «Запорожце» и на курсовых. И сделал это тихо. И это куда красивее Сашкиных дешёвых понтов (дешёвые понты – это когда что-то достаётся легко и просто, а ты преподносишь это как дворец с кольцом). Но я не знаю, можно ли считать дедушку объективным. Потому что дедушке Сашка Калеуш никогда не нравился, дедушка говорил, что Сашка Калеуш пустозвон и болван и без родителей и дня не протянет. И чтобы я не смела садиться на его мотоцикл! Ну, тут уж фигушки! Мне тут даже мама с её криками не указ, не то что дедушка. К тому же Сашка Калеуш меня сейчас и сам на своём мотоцикле не катает. Раньше я думала, что из-за своей общипанной курицы Диночки. А теперь даже и не знаю… Даже когда без Диночки к нам прикатывается – не катает. «К нам» – это к бабушке и дедушке, разумеется. Где же ещё я летом? Когда мама на него кричала, чтобы он меня на мотоцикле не катал, – он меня всё равно катал по переулку и обратно. А однажды к нему дедушка подошёл и совсем не кричал, а что-то тихо сказал. И Сашка Калеуш теперь, когда я прошу покатать меня на мотоцикле по переулку и обратно, говорит, что таким маленьким девочкам, как я, опасно кататься на мотоцикле. С чего это вдруг?


Еще от автора Татьяна Юрьевна Соломатина
Акушер-ха!

Эта яркая и неожиданная книга — не книга вовсе, а театральное представление. Трагикомедия. Действующие лица — врачи, акушерки, медсестры и… пациентки. Место действия — родильный дом и больница. В этих стенах реальность комфортно уживается с эксцентричным фарсом, а смешное зачастую вызывает слезы. Здесь двадцать первый век с его нанотехнологиями еще не гарантирует отсутствие булгаковской «тьмы египетской» и шофер «скорой» неожиданно может оказаться грамотнее анестезиолога…Что делать взрослому мужчине, если у него фимоз, и как это связано с живописью импрессионистов? Где мы бываем во время клинической смерти, и что такое ЭКО?О забавном и грустном.


Приемный покой

Эта книга о врачах и пациентах. О рождении и смерти. Об учителях и учениках. О семейных тайнах. О внутренней «кухне» родовспомогательного учреждения. О поколении, повзрослевшем на развалинах империи. Об отрицании Бога и принятии его заповедей. О том, что нет никакой мистики, и она же пронизывает всё в этом мире. О бескрылых ангелах и самых обычных демонах. О смысле, который от нас сокрыт. И о принятии покоя, который нам только снится до поры до времени.И конечно же о любви…


Роддом. Сериал. Кадры 1–13

Роддом — это не просто место, где рожают детей. Это — целый мир со своими законами и правилами, иногда похожий на съемочную площадку комедийного сериала, а иногда — кровавого триллера, в котором обязательно будут жертвы. Зав. отделением Татьяна Георгиевна Мальцева — талантливый врач и просто красотка — на четвертом десятке пытается обрести личное счастье, разрываясь между молодым привлекательным интерном и циничным женатым начальником. Когда ревнуют врачи, мало не покажется!


Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61

Мальцева вышла замуж за Панина. Стала главным врачом многопрофильной больницы. И… попыталась покончить с собой…Долгожданное продолжение «бумажного сериала» Татьяны Соломатиной «Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61». Какое из неотложных состояний скрывается за следующим поворотом: рождение, жизнь, смерть или любовь?


Роддом. Сериал. Кадры 14–26

«Просто в этот век поголовного инфантилизма уже забыли, что такое мужик в двадцать пять!» – под таким лозунгом живет и работает умная, красивая и ироничная (палец в рот не клади!) Татьяна Мальцева, талантливый врач и отчаянный жизнелюб, настоящий Дон Жуан в юбке.Работая в роддоме и чудом спасая молодых мам и новорожденных, Мальцева успевает и в собственной жизни закрутить роман, которому позавидует Голливуд!«Роддом. Сериал. Кадры 14–26» – продолжение новой серии романов от автора книги «Акушер-ХА!».


Акушер-Ха! Вторая (и последняя)

От автора: После успеха первой «Акушер-ХА!» было вполне ожидаемо, что я напишу вторую. А я не люблю не оправдывать ожидания. Книга перед вами. Сперва я, как прозаик, создавший несколько востребованных читателями романов, сомневалась: «Разве нужны они, эти байки, способные развеселить тех, кто смеётся над поскользнувшимися на банановой кожуре и плачет лишь над собственными ушибами? А стоит ли портить свой имидж, вновь и вновь пытаясь в популярной и даже забавной форме преподносить азы элементарных знаний, отличающих женщину от самки млекопитающего? Надо ли шутить на всё ещё заведомо табуированные нашим, чего греха таить, ханжеским восприятием темы?» Потом же, когда количество писем с благодарностями превысило все ожидаемые мною масштабы, я поняла: нужны, стоит, надо.


Рекомендуем почитать
Завтрак в облаках

Честно говоря, я всегда удивляюсь и радуюсь, узнав, что мои нехитрые истории, изданные смелыми издателями, вызывают интерес. А кто-то даже перечитывает их. Четыре книги – «Песня длиной в жизнь», «Хлеб-с-солью-и-пылью», «В городе Белой Вороны» и «Бочка счастья» были награждены вашим вниманием. И мне говорят: «Пиши. Пиши еще».


Танцующие свитки

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Гражданин мира

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Особенный год

Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Идиоты

Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.


Деревянные волки

Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.