Виселица на песке. Америкашки. Макхью - [6]

— Твое здоровье, Ренн, и со встречей!

— Твое здоровье, Мак!

Шотландское виски незаметно проскочило внутрь, по телу разлилась приятная теплота. Мак Эндрю наблюдал за мной с хладнокровным участием.

— Ты нездоров, Ренн?

— Нездоров? — я попытался рассмеяться, но вместо этого выдавил из себя сухой кашляющий звук. — Нет. По крайней мере, с точки зрения врачей, я абсолютно здоров.

— Друг может поставить совершенно другой диагноз.

Его доброта, смущение, искренняя благожелательность неожиданно заставили меня разозлиться на самого себя. Я с усилием поднялся с кресла, подошел к камину и посмотрел на него. Казалось, слова с трудом находят дорогу, обдирая мое горло.

— Так вот. Я плохой друг, и приехал сюда не для того, чтобы тебя увидеть. Я приехал, потому что мне нужна тысяча фунтов, и ты единственный, кто может мне помочь.

На лице Мака Эндрю не появилось ни малейшего удивления. Он посмотрел на бокал.

— Тогда я очень рад, что ты пришел именно ко мне, Ренн. Тысяча фунтов — не деньги, если они нужны человеку, спасшему мне жизнь. Перед уходом я выпишу тебе чек, а теперь успокойся и отдохни.

Его ответ был таким простым и дружеским, что у меня захватило дыхание. И все же, несмотря на это, я не мог принять помощь в таком виде и нахально полез напролом.

— Хочу по-другому.

— Как?

— Прежде всего, расскажу, зачем мне понадобились эти деньги.

— В этом нет необходимости.

— Все равно.

И я рассказал. О Джанет, о себе, о нашем острове под солнцем, о старинной монете и галеоне, о Мэнни Маниксе, последней игре и унизительном уходе из университета. Это было похоже на приступ самобичевания. Когда я закончил, то почувствовал себя пустым и разбитым.

Мак Эндрю не проронил ни слова. Он встал, еще раз наполнил мой бокал и передал мне.

— Выпей, полегчает.

— Старая сказка. Уже пробовал, не помогает, — кисло улыбнулся я.

Мак Эндрю дружески потрепал меня по плечу.

— Значит, пил не с теми. Если бы ты сразу сообразил прийти ко мне… — Мы выпили.

— Да, мне нужны деньги. Очень! Но я не хочу брать их у тебя просто так.

— Тогда возьми взаймы. Поднимешь свой корабль — отдашь.

— Нет, Мак, так не пойдет. Хочу, чтобы это были мои деньги! Если я найду то, что ищу… Не знаю, сможешь ли ты меня понять. У тебя есть твоя земля, лошади, дом. И я мечтаю о такой жизни. Именно этого жду от своего корабля с сокровищами: собственный дом, мир.

— Думаешь, будешь в нем счастлив? Без нее?

— Не знаю. Но если нельзя вернуть Джанет, то можно сделать другое, то, что мы делили бы с ней вместе. Ты понял?

— Понял, но мне не ясно, что ты говорил о деньгах.

— Хорошо, объясню. Можешь считать меня психом, но я думал получить их следующим образом: твои лошади — победители скачек. Когда ты выставишь сильную лошадь и ставки на нее будут один к десяти, сообщи мне. Дай мне такой же шанс, как всем остальным в своей конюшне! Я поставлю только сотню, рынок от этого не пострадает. Если она придет первой, я получу свою долю и немного отомщу букмекерам. Вот и все.

Мак Эндрю в удивлении уставился на меня.

— Ренн, ты сумасшедший! Каждый забег в скачках — азартная игра. Любая лошадь — это риск, даже самая лучшая может проиграть. И что тогда?

— Тогда я поеду в Квинсленд, буду резать сахарный тростник или заделаюсь поваром. Дай мне один шанс! Такой же, как у твоих людей, когда хорошая лошадь пытается выиграть скачки.

— Но если она проиграет, ты потеряешь все.

— Сотня фунтов это еще не все.

— Все, что у тебя есть. Если бы ты принял мое предложение, у тебя бы были деньги без всякого риска и обязательств.

— Тогда я теряю единственное, что у меня есть — независимость.

Наступила долгая пауза, прежде чем Мак Эндрю принял решение. Совершенно очевидно — оно было ему не по вкусу.

По всем правилам я был самым настоящим дураком и толкал хорошего, доброго человека на то, чтобы он расплатился со мной своей честью. Если бы я знал, чем все это кончится, то взял бы чек и поцеловал его руку. Но я был упрямым историком, не понимающим ее уроков, поэтому ждал ответа Мака Эндрю.

— Хорошо, Ренн. Я был бы счастлив подарить тебе деньги или дать взаймы. Ты этого не хочешь. По-моему, я понял причину. Завтра у Рэндвика в третьем заезде бежит «Черный лучник». Ипподром откроют в двенадцать, забег третий. Тебе нужно прийти пораньше. Думаю, он выиграет, если нет, вини одного себя. Желаю удачи!

Я протянул руку, он пожал ее. Но прежде чем расстаться, сказал:

— Ты попал в шторм. Главные неприятности — впереди. Но помни, что у Мака Эндрю ты всегда найдешь тихую пристань.

— Хорошо. Не знаю, как тебя благодарить. Я плыву своим собственным курсом, и если не найду гавань, в этом буду виноват я один.

Выйдя из дома, я пошел по длинной дорожке к шоссе. Черный жеребец на дальнем корде ударил копытами и побежал по кругу. В ту же секунду я подумал, что это «Черный лучник». Но потом вспомнил, что скаковая лошадь должна в это время находиться в стойле и набираться сил для забега.

В середине второго забега я был на ипподроме. Трибуны ревели — крайний жеребец легким галопом обходил фаворита. Площадка букмекеров была пустой, я занял позицию у перил, там где обычно делались большие ставки и моя сотня никого не удивит.