Vis Vitalis - [3]

Почему эти двое избрали такой путь - случай или разумный выбор? Некоторые говорят - что нового в науке, она только объясняет нам то, что давным-давно существует, пусть не осознавая себя, но со спокойным достоинством. Именно, именно здесь встречаешься с новым знанием, возражают другие, что нового в литературе, в живописи? все уже было, ненависть и любовь, смерть и одиночество. Вытоптан круг. Не считаете же вы интересными истории о вымышленных фигурах, так называемых героях? Стремление плодить их все новых, напоминает неуемную жажду художника-реалиста как можно ближе придвинуться к натуре. И что он в конце концов получает? - раболепное правдоподобие, "обманку", и пчелы садятся на искусственные, из холста и красок, цветы... Откуда возникает страсть к открыванию других миров, какой бес отрывает человека от созерцания собственных глубин, и бросает в пространство, которое к нему глухо и слепо?..

8

Марк очнулся от толчка, подбросившего его. Он тут же представил себе, как вылетит сейчас в черноту между низкой задней стенкой и брезентом, и полетит над землей, набирая высоту... Он грохнулся на прежнее место, и, окончательно проснувшись, подумал - "наука одолеет твои бредни, она жизнью подтверждается!" Старик не проснулся, согнулся еще сильней и захрапел, а Марк больше не мог заснуть.

Сколько он помнил себя - никакого "счастливого детства" и в помине, сказки! Жить было тревожно, родители в постоянном страхе что принесет вечер, будет ли завтра?.. И что-то произошло, отца выгнали с работы, хлеб посыпали сахаром и давали вместо обеда... Потом? - долгие болезни, душная подушка, противное питье... Дальше одиночество, книги, мокрые осенние вечера, отражения фонарей в лужах... Об этом можно долго и с большим чувством, но зачем? - кто знает, тот сразу вспомнит, а кто этим не жил, тому бесполезно намекать. В пятнадцать Марк невнимателен к жизни, бродит один у моря, плутает меж деревьев старого парка, насыщен собственными ощущениями: идет, плечом вклиниваясь в темноту, входит в мир, который тут же оживает - касается ветками, листьями, песком шуршит под ногами, а за спиной, как прочитанная книга, захлопывается, отмирает...

Но время идет, и юноша, поглощенный своим ростом, в конце концов, устает от себя, чувствует, что ходит уже по кругу, весь внутри собственных ощущений, а пробиться глубже не может. Он требует нового материала, но отвергает мелководье окружающей среды, ждет, что ему откроется настоящая жизнь, свободная... И выбирает из того, что перед ним, а этот выбор всегда ограничение, особенно, если делается мальчишеской бестрепетной рукой.

Он искал связей с живым делом, но растворяться в жизни не желал. Живи раньше, может, стал бы философом, из настоящих, а не тогдашним попугаем? Или алхимиком, или даже монахом?.. А в то время царствовала наука, занятие трезвое, полезное для жизни... хотя с другой стороны совершенно фантастическое... Нет, нет, юноша так не думает, он в восторге! Наука правит бал, даже поэты и художники, увлеченные фокусами новой хозяйки, стали выдавать идеи за образы. Искусство перестало расти, как лист на дереве - естественно и тайно, оно теперь придумывается, конструируется ... Истерия точности охватила все сферы. И, конечно, во всем виноваты молекулы, от них зависит и природа, и внутренняя наша жизнь, и даже высочайшее ее проявление - творческий дух, то, что называли вульгарно "парением", и многое другое. Все это не могло не захватить мальчика, к тому же перед ним возник идеальный образ: когда есть идея, ищи человека. 9

Как-то мать послала его в сапожную мастерскую, Марк пошел, забыв, конечно, сумку, и там, сжалившись над ним, завернули его старые ботинки в газету. В ней среди сальных пятен и морщин сияла статья, она своею ясностью сразила Марка наповал. Бывает, тянешься к чему-то на верхней полке, кончиками пальцев трогаешь, а не схватить, и вдруг кто-то дарит тебе несколько недостающих сантиметров роста. Все, ранее непостижимое для него, в статье было выражено простым числом и немногими словами, с безжалостной жесткостью и прямотой разложено по полочкам. Будь Марк поопытней, может, распознал бы за этой прозрачностью умение решительно отделять известное от непонятного и круто обрезать на самом краю. Напрасно думают, что наука о таких уж растаких тайнах - она о том, что подоспело уложиться в ее железное ложе, подчиниться ее логике. Марк с восторгом впитывал каждое слово, в нем давно накопилась тяга к ясности, пониманию причин. Уж слишком он казался себе темным, непонятным, и мир, естественно, тоже. Собственно, он его никогда и не видел - постоянно выдумывал что-то свое и при этом стыдился собственной несерьезности, замечая, как сверстники рвутся "постичь жизнь"... И вдруг обнаруживает почтенное взрослое занятие, похожее на детскую забаву - что-то тебе время от времени показывают, мелькает уголок, и по нему надо угадать предмет. Не совсем угадать, конечно, - надо знать приемы, иметь навыки и знания... И все-таки, он здесь углядел явные признаки свободы, сходство с той внутренней игрой, которую постоянно вел с самим собой, выхватывая из жизни и книг отдельные сцены, лица и выстраивая их по-своему, придумывая речи и поступки, многократно переставляя местами, становясь героем и центральной фигурой любого действия... Теперь то, что казалось ему собственным недостатком, детской несерьезностью, вдруг получает поддержку!