Вирусный маркетинг - [82]

Мы карабкаемся, бежим, спускаемся. Я знаю эти горы как свои пять пальцев. Я столько раз пряталась здесь с тех пор, как Сахар выкупил деревушку Тин. Свою неприступную крепость. Я облазила все норы. Похоронила здесь свои месячные, которые давно пропали. И без которых у меня разрывается живот. Под этими деревьями и булыжниками я спрятала свои крики и яростные удары кулаком. Мы откопаем их.

А потом убьем Кровавого Сахара. И тогда настанет наш черед умирать. Единственный выход — свобода и смерть. Я не вижу других путей.

Это правда, я долго была слепа.

ТИН,

3 января 2008

Уставшие и голодные, Камилла и Натан уже больше трех часов позволяют Иезавели тащить себя. Она помогает им взбираться. Вдыхает в них свою энергию, чтобы они двигались дальше. А энергии у нее хватит на десятерых. Выбросив микрочипы, они километр шли вброд по реке, потом перебрались на другой берег и начали карабкаться вверх. Не обращая внимания на препятствия.

Иезавель тянет Камиллу за руку и подбадривает Натана. Она указывает им, за что ухватиться, где лучше пройти, не раздумывая устремляется вперед, чтобы исследовать тропы и выбрать для них самую удобную. По снегу пробираться тяжело, хотя усилие и заставляет их забыть о температуре, упавшей ниже нуля.

Натан потрясен тем, что Иезавель нечувствительна к уколам стужи и ножа, как выяснилось чуть раньше на берегу. Он не может думать во время этой бешеной гонки. Раз уж поставил ногу на выступ скалы, приходится поднять и другую, и снова, и снова. Он скорее ощущает, чем видит связь между своим влечением к Иезавели-Заново-Рожденной, сексуальными импульсами, которые он угадывает в ее взгляде, как и во взгляде Камиллы, их совместным побегом через ардешские горы, микрочипами — и неясными мотивами, побудившими их начать расследование. Он чувствует, что не найдет ответа, но в данный момент переживает самую его суть.

Наконец они достигают гребня, минут тридцать шагают вдоль него, а затем снова вслепую спускаются в овраг, такой глубокий, что не видно дна. Натан промок до середины бедер. Температура продолжает падать. И чем дальше они углубляются во тьму, тем стремительнее она снижается. Но Иезавель двигается как кошка, так, словно ветки и острые камни рассыпаются на ее пути или освобождают ей дорогу.

У Натана кружится голова.

— Куда ты ведешь нас, Иезавель?

Иезавель оборачивается, по-видимому, она оценила, что он назвал ее настоящим именем. Конечно, она лгала им, по неизвестной пока причине. Но ведь и он уже не один месяц возвращает ей ее ложь, когда шепчет «ты красивая, Лора», в то время как Лоры не существует. Возможно, она вообще существовала только в башке у влюбленного профессора.

«Лоры нет, нигде».

Лора — порабощенное тело, Иезавель — свободный дух.

Месяцами он пытался понять кого-то, кто вообще не существует. Это многое объясняет. Ему становится легче дышать.

— Уже почти пришли. Я искала тихий уголок, чтобы поговорить. Мне нужно выговориться. Со мной такое впервые. С минуты на минуту я могу умереть. Мне нельзя терять время.

— Тогда почему мы не остановимся прямо сейчас, здесь?

— Они найдут нас прежде, чем я успею открыть рот.

— Я больше не могу. Мне холодно. И хочется есть.

— Согреемся, когда доберемся до места. Разожжем костер. Там, куда мы идем, они его не увидят. Но нужно будет погасить до восхода. Сахар сильный, но и у него есть предел возможностей. Он не может почувствовать, что где-то в ночи горит огонь. По крайней мере я так думаю.

— Кто такой Сахар?

Натан не может удержаться от вопроса.

Но Иезавель уже шагает дальше.

Через двадцать минут, спустившись почти на самое дно впадины, они оказываются у покрытого мхом и галькой выступа. Натан замечает под ним естественное углубление в горном склоне. Не очень большое, но втроем укрыться можно. И даже лечь, если немного потесниться. Здесь теплее. Греют земные недра.

Натан и Камилла устраиваются внутри, а Иезавель тем временем отправляется собирать хворост. Вскоре она возвращается с ветками каменного дуба в руках, аккуратно укладывает их и поджигает спичкой. Потом расставляет вокруг куски черного сланца, чтобы пламя не было заметно снаружи. И садится рядом с ними. К ним. Между ними.

Ей не терпится, она целует Натана, потом оборачивается к Камилле, чтобы поцеловать и ее. Та сперва отшатывается, но тут же начинает улыбаться. Бабочка-Иезавель светится счастьем. Это видно. Это чувствуется. Она подкладывает в огонь два засохших корня и возвращается к ним, в их объятия.

— Я расскажу все позже. Теперь у нас есть время. По крайней мере до полудня, или до двух часов.

Она делает глубокий вдох и закрывает глаза.

— Я хочу вас.

И умолкает.

К тому моменту, как Натан просыпается, часов в 8 или 9 утра, продрогший и мучимый жаждой, Иезавель снова становится воительницей, которую они накануне видели в действии. Она запрещает ему спускаться к ручью, чтобы попить. Он настаивает.

«Я буду осторожен».

Но она непреклонна.

— Позже. Сначала вы должны выслушать меня. Если спустишься сейчас, нас точно обнаружат. Конечно, рано или поздно это все равно случится. Я напичкана наночипами, которые излучают очень слабые волны, и инженеры Сахара могут засечь их. Я еще не совсем превратилась в машину. Пока нет. Но внутри у меня копошится немало биоэлектронных штуковин, они осваивают мое тело, как целину. Ты не представляешь себе мощи и влияния Сахара и его подручных. В конце концов они отыщут нас, но я имею право потратить немного времени на себя, прежде чем это случится. Настал мой час, моя брачная ночь. Я так долго ждала ее. Никто не может отнять ее у меня, я знаю, что вы не сделаете этого.