Вирусный флигель - [122]

Итоги

В последние дни войны по южной Германии распространились дикие слухи; в Мюнхене из дома в дом их переносили партийные функционеры, убеждая население в том, что со дня на день немецкая армия использует атомную бомбу. Как ни поразительно это, многие еще верили им.

Вот, например, свидетельство полковника Гейста, руководителя технических исследований в министерстве Шпеера. Спасаясь в толпе беженцев, он случайно встретился со своей женой. Она попросила его сказать ей правду об «ужасном оружии», с помощью которого Гитлер грозился победить союзников даже в последние дни. Гейст ответил ей, что никакого нового оружия у Германии нет, хотя некогда и существовала надежда на создание атомной бомбы.

Не только в Германии многие не могли поверить, что немцы не делали почти ничего для создания атомной бомбы. Долгое время не затихали слухи о заводе атомных бомб на захваченном советскими войсками острове Борнхольм. А в некоторых странах широкое распространение получил слух о том, что бомбы, сброшенные американцами на Хиросиму и Нагасаки, были 'захвачены в Германии.

Вскоре после ареста министр снабжения Шпеер дал следующие показания относительно немецкого уранового проекта: «Как и в Америке, наши ученые в течение долгого времени занимались изучением расщепления атома. Вы, американцы, продвинулись значительно дальше нас: у вас есть большие циклотроны. В Германии же только во время моего руководства все это стало получать хоть какую-то поддержку, и я приказал начать изготовление нескольких не очень крупных циклотронов; ныне один циклотрон имеется в Гейдельберге. Но, на мой взгляд, мы далеко отстали от уровня, достигнутого в Америке». На вопрос, играла ли тяжелая вода какую-либо роль в планах будущего использования атомной энергии, Шпеер отвечал так: «Нам ни разу не удалось выйти за пределы примитивных лабораторных экспериментов, но и они никогда не были доведены до такого уровня, который позволил бы сделать решающие выводы». Через неделю после первого показания Шпеера опять допрашивали о немецких атомных исследованиях, новым в его ответах явилось лишь упоминание о Гейзенберге и Боте как об ответственных руководителях, а затем он повторно выразил уверенность в значительном отставании Германии в деле создания атомной бомбы; по его мнению, чтобы достигнуть американского уровня, немцам требовалось десять лет.

Одной из важнейших неудач немецких атомщиков как раз и было то, что они не смогли убедить Шпеера в перспективности расщепления атома. Они имели возможность сделать это во время Берлинской конференции в июне 1942 года, но упустили ее. Физики академического склада не обладали нужной практической хваткой и решительностью, и не мудрено, что им не удалось завоевать доверие и поддержку человека, руководившего всей промышленностью и имевшего большой вес в правительстве. Правда, были и ученые иного склада, которые, подобно профессору Хартеку, не боялись брать на себя большие обязательства. Но их не допускали к руководству атомным проектом, в котором господствовали физики академического склада. В беседе со Шпеером во время июльской встречи 1942 года Гейзенберг и Вайцзеккер пожаловались на трудности, вызванные недостатком строительных возможностей. Шпеер тут же спросил, много ли им потребуется денег, чтобы ускорить исследования и разработки. В ответ Вайцзеккер назвал ориентировочную сумму в сорок тысяч марок: «Это была столь жалкая сумма, — вспоминал впоследствии фельдмаршал Мильх, — что мы переглянулись со Шпеером и даже покачали головами, поняв, сколь наивны и неискушенны эти люди». Это необдуманное заявление Вайцзеккера глубоко возмутило Фёглера и убедило Шпеера в незрелости и бесполезности всего атомного проекта. Он покинул встречу с учеными, совершенно разочарованный в перспективности работ физиков-атомщиков. Тем не менее он обещал им любую необходимую финансовую поддержку, но сам он с тех пор не интересовался состоянием атомных исследований и не заботился о них.

Упомянутые ученые ныне могли бы объяснить свое поведение тем, что они специально добивались именно такого отношения властей к атомной энергии, поскольку они не желали работать над урановой бомбой. И действительно, Гейзенбергу удалось убедить своих слушателей в полной невозможности создания бомбы в Германии; но он сам же признает, что он и его коллеги в годы войны переоценили трудности производства необходимого расщепляемого материала. И именно этим объясняется то, что они чересчур осторожно докладывали руководителям о возможности создания атомной бомбы. Например, и профессор Шуман, и профессор Эзау отговаривали всех, кто хотел привлечь к атомной бомбе внимание высших властей. Оба они боялись одного — получить приказ изготовить такую бомбу, ибо прекрасно знали, что ждет их в случае неудачи. Как не удивительно, той же позиции придерживался и доктор Дибнер. В разговоре с посетившим его офицером разведки, который рассказал Дибнеру, что некто сообщил фюреру о существовании атомной бомбы и что это сообщение крайне заинтересовало фюрера, который приказал разузнать подробности и доложить о них, Дибнер ничего не ответил офицеру и постарался немедленно избавиться от него.