Вирус зла - [25]

У Максима, услышавшего эту фразу, было такое состояние, как будто его сначала окатили кипятком, а потом сунули под ледяной душ. Как же так могло случиться, что страна, пославшая отстаивать свои интересы за пределы собственных границ, пославшая защитить российских граждан за рубежом, фактически отказалась от собственных солдат?

А сколько подобных случаев было по всей стране? Громов ни единожды был свидетелем того, какое жалкое существование вели инвалиды войн в нашей стране, как они день ото дня вынуждены были побираться в переходах, на вокзалах и метро, в электричках и общественном транспорте, чтобы элементарно не умереть от голода, и видел глаза тех, кто проходил мимо, даже не обращая на этих несчастных внимания, словно не замечая их. Становилось понятным одно — такие люди обществу были не нужны. Но кто же сделал это общество таким безразличным к чужому горю?

Максиму вдруг показалось, что все окружающее пространство взглянуло на него, недобро, обозлено, с затаенной ненавистью, как могла взглянуть, например, бездонная пропасть. Громов аж весь вжался в стул, завертел головой по сторонам, но странного наблюдателя, разумеется, не обнаружил. Складывалось такое впечатление, что внимание к его персоне источал буквально каждый стул, каждая лампа на потолке.

По спине пробежал холодок, звуки стихли, вместо этого появился какой-то низкочастотный шум, гудение. Время словно начало замедляться, воздух стал тягучим, как желе.

Кто-то дотронулся до его плеча, раз, другой.

Привычная картина реальности скачком восстановилась. Громов оглянулся и увидел испуганные глаза Пахмутова.

— Эй, ты чего? С тобой все хорошо? — с беспокойством в голосе спросил Николай.

— Д-да… задумался просто, — просипел Максим, и спешно опорожнил бокал.

Стало легче, хотя Громов не относился к такой категории людей, которые снимали стресс алкоголем.

Позади послышался шум, заставивший всех троих оглянуться. В трех метрах от них в проходе между столиками стоял парень и активно извинялся перед официанткой, с которой, по всей видимости, столкнулся. Но, самое неожиданное заключалось в том, что ребята прекрасно его знали. Вовка Смирнов учился с ними на факультете, но в параллельной группе.

— Ты какими судьбами тут? — воскликнул Романов, пожимая крепкую руку парня.

— Не поверишь, совершенно случайно, — ответил Смирнов, осеняя помещение белозубой улыбкой, — но я очень рад, что нашел вас.

— И в чем дело?

— Дело загадочное и отлагательств не требует, — заговорщицки подмигнул Владимир, подсаживаясь к друзьям за столик.

— Не томи, выкладывай все сразу, — с легкой толикой иронией попросил его Николай.

Вовик, немного помедлив, извлек из кармана конверт, ловко открыл его и достал пять фотографий десять на пятнадцать сантиметров.

— Вот, — изрек он, положив фотографии перед друзьями. — Ничего не замечаете.

Максим взял одну из фотокарточек, начал разглядывать с интересом. Не было сомнений — фотографии были сделаны по пути в кафе, где две группы праздновали сдачу защиты бакалавра. Громов присмотрелся, пытаясь найти что-нибудь необычное. На первый взгляд все было в порядке; опытный взгляд Максима, между делом, отметил неплохое качество фотографий.

— Чего-то я не понимаю, тут нет ни… — Громов не договорил, враз холодея от того, что заметил на фотоснимке. Над одной студенткой, из группы Виктора, в воздухе очень четко проявилась зависшая страшная, изуродованная маска, точь-в-точь такая же, какая ему почудилась на лице профессора Акопова.

— Святые угодники, — прошептал Максим, всем своим нутром чуя исходящий от фотографии негатив. — Ты вглядись в нее.

И Николай, и Сергей ничего не понимали, однако факт присутствия необъяснимой гримасы ужаса был на лицо, и друзья молча рассматривали снимок, пока у Пахмутова не начала кружиться Глова.

— Помнишь, Серега, я тебе рассказывал, что во время защиты видел, как лицо Акопова на мгновение исказилось, превращаясь в странную, страшную маску?

— Ну, помню.

— Так вот, та уродина и эта, — Громов ткнул пальцем в фотографию, — одна и та же.

— Ты уверен? — в один голос спросили ребята.

— Я такое не забуду, уж будьте уверены.

— На других фотках то же самое?

— В том-то все и дело, что только на двух из пяти, — ответил Смирнов, массируя виски.

Максим внимательно рассмотрел все фотографии и почувствовал, что от двух из них, с изображением странной зловещей маски, натуральным образом начинает мутить, появляются симптомы сильной мигрени, начинают покалывать пальцы рук и ног, учащается пульс и сбивается дыхание.

— Да что же это за дьявол! — прошипел Громов.

— Тоже заметили этот эффект? — подмигнул Виктор. — На трех фотографиях все спокойно, а вот эти две.

— Надо предупредить Рязанову, — сказал Пахмутов.

— Ты думаешь… — начал было Громов, но Николай его прервал.

— Уверен. Смотри, на этих трех снимках ее нет, и рожи этой твоей страшной тоже нет.

— Она не моя, — огрызнулся Максим.

— Кстати, и Акопова тоже надо предупредить.

Громов вдруг почувствовал, что в нем самом появляется ничем не объяснимая злоба, желание причинить кому-нибудь боль, страдание, уничтожить, убить и разрушить.

— Спрячь их немедленно, — прокричал он, не обращая внимание на людей, с любопытством поглядывающих на ребят, — долгий контакт с ними очень вреден.