Вирус самоубийства - [36]

Глава 42. В гостях у режиссера

Квартира режиссера находилась в историческом центре столицы. Антонина никогда не была в этой части города. Казалось, что на этой крохотной улочке еще сохранился дух старой Москвы — города времен Владимира Гиляровского и Александра Островского. Магазинов здесь не было совсем, автомобили проезжали редко, а высокие деревья с пожелтевшей осенней листвой почти полностью поглощали шум мегаполиса. Казалось, что жизнь здесь застыла и осталась в прошлой эпохе, и попасть сюда можно только на машине времени. Девушка шла по пустынной улочке и любовалась невысокими кирпичными домами дореволюционной постройки, улыбаясь в предчувствии предстоящей встречи.

Найти нужный адрес оказалось несложно, и ровно в семь часов вечера Антонина стояла у закрытой двери подъезда. Помедлив несколько секунд, она нажала кнопку домофона и сразу же услышала знакомый голос:

— Антон, это ты?

— Да, я.

— Заходи. Лифта нет, так что поднимайся пешком.

* * *

Когда Антонина поднялась на третий этаж, Игорь Борисович уже стоял в дверях квартиры и улыбался. Он был в старых джинсах, красной футболке и домашних шлепанцах на босу ногу. Но главным предметом его гардероба оказался ярко-желтый фартук с логотипом популярного кулинарного телешоу. Фартук выглядел абсолютно новым, не знавшим ни стирки, ни утюга, о чем свидетельствовали его стерильная чистота и намертво слежавшиеся складки, разделявшие полотно на ровные квадраты.

— Здравствуй, Антон! — режиссер крепко обнял девушку и расцеловал в обе щеки. — Молодец, что пришла!

Он отошел на один шаг и громким голосом провинциального конферансье объявил:

— Сегодн-н-ня роль бесталанного шеф-повара, неуклюжего официанта и отчаявшейся посудомойки исполняет замученный жизнью режиссер театра-студии «Метроном» Игорь Левицкий!

Он комично раскланялся на три стороны воображаемым зрителям и продолжил:

— Билеты на это шоу возврату не подлежат, деньги за билеты не возвращаются, а претензии зрителей принимаются исключительно в натуральном виде, то есть продуктами питания. Самые продвинутые зрители, я вижу, подумали о претензиях заблаговременно и предъявляют их в сладком и калорийном виде.

С этими словами он забрал у смеющейся Антонины торт, который она принесла с собой, и широким жестом пригласил ее войти:

— Итак, прошу всех в зал!

Когда они вошли в квартиру, он запер входную дверь, а Антонина с изумлением окинула взглядом просторную прихожую и коридор, который показался ей бесконечным. Пока девушка с любопытством озиралась по сторонам, Игорь Борисович продолжал балагурить:

— Должен тебе сказать, Антон, что насчет торта ты погорячилась. Ты же знаешь, как я люблю сладкое. Особенно такие изумительные тортики. И эти тортики имеют изумительную особенность портить фигуру. То есть твоей фигуре они, конечно, не повредят, потому что твоя фигура — это абсолютное совершенство. А для моей фигуры это смертельная угроза. Поэтому завтра мне придется лишний час торчать в этом ужасном тренажерном зале. А если учесть, что одним куском этого замечательного тортика я ограничиться не смогу и обязательно съем не менее трех порций, то ночевать мне завтра тоже придется в тренажерном зале, на беговой дорожке с гантелями в руках. А это, смею заметить, будет серьезной потерей для российского театрального искусства.

Антонина рассмеялась: за прошедший месяц она уже начала забывать, насколько приятен этот пустой театральный треп ни о чем. Она поддержала игру:

— Ну что вы, Игорь Борисович! Я знаю, какой страшной угрозой являются сладкие торты для мирового искусства. Но этот называется «Театральный», и я просто не смогла устоять.

— Судя по тому, что в нашем театра ни одного дня не обходится без какого-нибудь торта, то «Театральным» можно называть абсолютно любое кондитерское изделие, и это будет чистая правда.

— Не волнуйтесь! Я обещаю, что помогу вам побыстрее избавиться от этого торта и тоже съем не менее трех порций. А завтра мы можем вместе пойти в тренажерный зал, и я выполню за вас ровно половину всех Ваших упражнений.

— Договорились! Вот это моя девочка!

Он радостно обнял Антонину за плечи и повел по коридору.

— Ну ладно, проходи, посмотри, где живут простые российские режиссеры. Не стесняйся, будь как дома.

Антонина с интересом оглядывалась по сторонам:

— Какая огромная квартира! Это коммуналка?

— Нет, это не коммуналка. Это отдельная квартира, большая и комфортная. Говорят, что в этом старинном доме бывал Пушкин. Я думаю, что это выдумки, хотя кто знает… Но, честно говоря, москвичи любят говорить про любое здание, построенное в девятнадцатом веке и сохранившееся до наших дней, что без Пушкина в нем не обошлось. Но верить таким слухам нужно очень осторожно.

— Здорово! Сколько же здесь комнат?

— Пять. И вдобавок есть еще темная комната без окон и отопления, которая используется как кладовка. А еще есть холл, который тоже не считается комнатой, и кладовка, которая переоборудована в помещение для стирки и сушки белья, типа прачечной. Но, к сожалению, в этой прачечной нет прачки. Там есть только стиральная и сушильная машины фирмы «Miele» и паровая гладильная доска — не помню, какой фирмы, но тоже очень крутой. Поэтому мне, бедняге, приходится самого себя, фигурально выражаясь, и обстирывать, и обглаживать. Правда, обстирывает меня стиральная машина. Но я бы очень хотел, чтобы меня и оглаживал кто-нибудь другой, если ты, конечно, понимаешь, о чем речь.