Вирус «Мона Лиза» - [27]

Нальдо наклонился вперед и закашлялся. Казалось, теперь он окончательно выдохся.

– И что все это значит? – Миллнер решил воспользоваться передышкой собеседника. Внезапно у него возникло ощущение, что он беседует не с пасечником, а с математиком.

Нальдо придвинулся настолько близко, что лицо его оказалось на расстоянии пяди от лица Миллнера. От него пахло медом и перебродившим соком.

– Кто-то убивает самых идеальных и трудолюбивых помощников Господа на этой планете, – прошептал он, обращаясь к Миллнеру. Затем он откинулся назад и поднял вверх теперь уже четыре пальца правой руки. – Четыре года, – прохрипел пасечник. – Четыре года – и человечеству придет конец.

Миллнеру захотелось рассмеяться, чтобы снять напряжение. Пошутить, чтобы все ответили смехом и вздохнули с облегчением. Но он не сумел сказать ни слова. Миллнер медленно откинулся назад, чтобы оказаться подальше от пасечника. Жу неподвижно сидел рядом, напуганный мрачным прогнозом их собеседника, казалось, еще больше, чем он сам.

В это мгновение зазвонил мобильный телефон Миллнера. «Есть Бог на свете», – подумал он и схватил мобильник так энергично, словно ждал самого важного звонка в своей жизни.

– Да, – произнес он в трубку, наблюдая, как Нальдо так же медленно откидывается на спинку своего стула.

– Обнаружена еще одна девушка, – услышал он голос Барака. – Мисс Алабама. – Но радости в его голосе не было.

– С ней все в порядке? – с тревогой спросил Миллнер.

– В порядке? – Казалось, Барак подыскивал слова. – Посмотри на фотографию, которую я только что тебе отправил.

Что-то в звучании его голоса крайне обеспокоило Миллнера.

– Она жива?

– Посмотри. А потом перезвони!

Миллнер проверил телефон. Только теперь он заметил, что получил эсэмэс. Бросив на Нальдо и Жу извиняющийся взгляд, он открыл его. Сообщение было от Барака. А вот еще одно сообщение – фотография. Прошло мгновение, прежде чем картинка открылась. И Миллнера едва не стошнило.

24. Варшава

Теперь Хелен поняла, что имел в виду Патрик Вейш, когда говорил, что, возможно, его отец сошел с ума. Она с удивлением оглядывалась по сторонам. Они вышли из большой комнаты и оказались в маленькой, расположенной за деревянной дверью. На ум Хелен тут же пришло понятие «инь и ян». Если первая комната была поразительно светлой и роскошно обставленной, то здесь глазам нужно было еще привыкнуть к тусклому освещению. Потолок оказался значительно ниже. Однако главный контраст заключался в экспонатах. Если Вейш-младший только что говорил о коллекции красоты, то девизом этой части экспозиции должно было стать слово «уродство».

Как и на верхних этажах дома, стены комнаты украшали картины, посвященные исключительно жестоким, безобразным или отвратительным мотивам.

– «Голова Медузы». Рубенс. Она долгое время висела в Музее искусствоведения Вены как экспонат, предоставленный во временное пользование, – прокомментировал стоящий рядом Патрик Вейш. – А картина рядом, на которой старик словно кусает младенца, – это тоже Рубенс. Здесь изображен Сатурн, пожирающий своих детей.

Хелен испуганно отпрянула и наткнулась на что-то твердое – оно тут же резко вскрикнуло и принялось отчаянно махать руками у нее за спиной. Обернувшись, она увидела лицо черта с вывалившимся языком, выпученные глаза которого двигались в деревянных глазницах. Грубо выструганное туловище, хаотически раскачивающееся из стороны в сторону, стояло на ящике с шестеренками внутри.

Вейш рассмеялся.

– «Прикованный раб». Автомат легендарного Манфредо Сетталы[7], датируемый XVII веком. Жутко, правда?

Хелен поспешно отодвинула статуэтку, по-прежнему издававшую жалобные звуки, подальше от себя.

– Как я уже говорил, мой отец сошел с ума, – извинился перед ней Патрик Вейш, когда она снова повернулась к нему. – Экспонаты в этой комнате могут напугать вас. Вон там, позади, в стеклянном саркофаге даже лежат настоящие останки доисторического человека.

– Спасибо, я видела достаточно, – отозвалась Хелен, поднимая руки, словно сдаваясь. – Вы упоминали, что нашли здесь указание на меня… и Мэйделин.

Постепенно ей начинало надоедать это путешествие по загадочной стране чудес Вейша. Пожалуй, у нее есть заботы и поважнее.

– Вот здесь лежал блокнот с вашим именем и номером телефона. – Патрик Вейш показал на стоящий у стены небольшой секретер, взял бумагу со стола и протянул ей.

Это был самый обыкновенный лист белой бумаги, на котором корявым почерком было выведено ее имя. Она не сразу узнала номер своего мобильного телефона, поскольку к нему был добавлен международный код Соединенных Штатов. В животе у Хелен все судорожно сжалось, когда рядом она прочла имя Мэйделин. Оно действительно было обведено сердечком. Судя по толщине линий, кто-то сделал это несколько раз. Так, как обычно рисуют, болтая по телефону, при этом ни о чем особенно не думая. Под ним она разобрала несколько слов, судя по всему, на польском языке.

– «Красавица и чудовище», – сказал Вейш-младший. – Я еще раз спросил у слуги. Я перевел правильно.

– Странно, – вырвалось у нее.

– Что странно?

– Номер моего мобильного телефона почти никто не знает.

– Может быть, моему отцу дали его в институте?