Вирус хаоса - [3]

Ответом были шаги, которые на сей раз удалялись — не на выход, а только на кухню: бедняжка Мэри, так и не обретя дара речи, отправилась, похоже, дальше впечатляться скорее всего в надежде обнаружить среди первобытного хаоса хоть какие-нибудь следы деятельности человека разумного, то есть — семейного. Быть может, они и сохранились в каких-то заповедных уголках. В том же холодильнике, например…

«Ах, черт! Надо же было чего-то съедобного купить…» — вспомнил Евгений и зажмурился, что не спасло от видения внутренним взором драматической сцены, имеющей сейчас место на кухне: вот бедняжка Мэри, усталая (и очень голодная, кстати сказать), окончательно бледнеет (или зеленеет), глядя сначала на свой список, приклеенный к дверце холодильника, а затем исследуя его содержимое, стремящееся к нулю. С утра там что-то было, но в течение дня все сжевалось. Впрочем, не совсем — помнится, где-то там в пушистом инее спряталась последняя окаменевшая сарделька.

Когда Евгений со вздохом открыл глаза, шаги вернулись.

«Сейчас эта „бедняжка“ устроит кой-кому сногсшибательный разнос», — подумал он. Прятаться и дальше в компьютере от назревающего стихийного бедствия не имело смысла, и Евгений скрепя сердце развернулся вместе с креслом навстречу грядущей головомойке.

«Если я сижу дома, то это еще не значит, что я автоматически превращаюсь в домашнюю хозяйку! У меня, между прочим, тоже уйма работы!» — оперативно сформировался в голове приблизительный план контрнаступления.

Тут он на некоторое время замер с приоткрытым ртом. Нет, Евгений не собирался с духом для отчаянного противостояния девятибалльному шторму. Он попросту онемел.

Девушка в купальном халате, стоявшая в дверях, глядела на него не просто с удивлением… И, пожалуй, не с ужасом, а с каким-то благоговейным испугом. Он понял — так, должно быть, смотрел принц Гамлет на призрак своего убиенного дядей отца. Изделие более поздних эпох — круглые очки, сидевшие на ее носу, не портили, а, напротив, только усиливали впечатление, придавая и без того широко открытым глазам совершенно запредельные размеры. Хотя роль призрака принадлежала скорее этому очкастому явлению; сам Евгений был не то чтобы напуган, узрев на пороге вместо сердитой жены незнакомую полуодетую даму, но, скажем так — крайне озадачен. Крайне.

Потом полуодетая произнесла тихим голосом:

— Гений?..

И тогда Евгений наконец прозрел — и не потому, что такое определение ему льстило. Просто упоминание его почти забытого юношеского прозвища и сам ее голос стали словно бы отмычкой, завершившей набор примет, отчего-то неуловимо смазанных, до этого никак не желающих складываться в знакомый образ.

Это, без сомнения, была его жена! Только странно, до неузнаваемости изменившаяся: какая-то изможденная и непричесанная, вернее — причесанная как-то неправильно, кроме того, успевшая в рекордные сроки переодеться в домашнее и зачем-то нацепившая очки. Эти идиотские очки — они-то и сбили его с толку! А в принципе, как он теперь видел, она была узнаваема, как может быть, допустим, смутно узнаваема женщина, решившая кардинально сменить имидж: например, впервые выйти на яркий свет совсем без косметики. Не то чтобы Мэри злоупотребляла макияжем, но в данном случае речь шла о чисто ассоциативном восприятии.

— Машка, — проговорил Евгений, чувствуя, что его собственный голос предательски сел, — что ты с собой сделала? .

Он медленно поднялся и едва успел, бросившись вперед, подхватить ее, неожиданно начавшую сползать по косяку.

Если в этот момент Евгений Смеляков имел все основания не доверять собственным глазам, то с минуту назад он словно в воду глядел: его жена Мария (а попросту Мэри), стоявшая на кухне, с болью во взгляде смотрела в холодильник, точнехонько на реликтовую сардельку, вмерзшую в лед — последнюю представительницу обитавшего здесь когда-то вида, именуемого едой. Морозильный агрегат, в отличие от квартиры в целом, демонстрировал ослепительно-чистый ландшафт, где эта сарделька, видимо, погибла много лет назад от одиночества и отчаяния. «Или он ее себе берег?..» — тоскливо подумала Мэри, не столько разъяренная — сил на необходимый всплеск ярости попросту не осталось — как подавленная: перспективы, куда ни глянь — вокруг ли, или в ближайшее будущее, открывались сплошь безрадостные.

Итак, вместо долгожданного отдыха в уютном семейном гнездышке, пусть даже с первоначальным приготовлением ужина, ей предстояла основательная уборка оного гнездышка, после похода в магазин ради обеспечения оного ужина. Не говоря уже о сиюминутной организации добротного семейного скандала. Вместо подобной дальнейшей программы очень захотелось просто сесть и разреветься. Вот уже и голова закружилась, и в глазах слегка зарябило — самое время хлопнуться в обморок. Разумеется — в голодный!

Прикрыв глаза, Мэри сделала глубокий вдох: необходимо было прийти в норму и изыскать где-то силы для наведения в доме порядка с неизбежным выяснением отношений — словом, требовалось срочно мобилизоваться для обычной семейной жизни. Когда она их открыла, странная дезориентация в пространстве мало того что не прошла, а еще и усугубилась явлением галлюцинаторного типа: перед нею в каком-то радужном тумане обрисовалась незнакомая девушка — худенькая и невзрачная, в очках и почему-то в ее халате, причем, кажется, на голое тело.