Вирус бессмертия - [101]

– От таких мыслей и мне становится неуютно, – признался Дроздов, несколько удивленный таким откровением нелюдимого начальника.

– Вот потому я и говорю, чтоб ты был осторожен. Может, этой хреновине междупланетной так все обрыдло от одиночества, что она таким образом тело другое ищет. Орет во тьму, вкладывая в этот крик всю душу, а кого этот вой коснется, тот и станет новым вместилищем чудища.

– Чудища?

– А как иначе назвать? У людей одна мораль, а у твари этой – другая. Может, у нее и вовсе нет никакой морали, может, и понятия о морали нет. Как у нас с тобой. А? Ты вот зенитчиков замочил, а ей что? Ей что зенитчики, что Стаднюк, что мы с тобой. Стаднюка она как раз может и приберечь – все же новое тело. Ему она как раз может дать такие возможности, от которых мы с тобой оба охренеем, когда с ними столкнемся. Ей ведь надо выживать в новом мире, о котором она ровным счетом ничего не знает. Для этого нужна сила. Короче, мы с тобой не Стаднюком занимаемся, а ждем, когда Стаднюк в эту тварь превратится, способности обретет, а мы их уже попытаемся использовать по мере возможности. В общем, ухо держи востро.

– Понял, – ответил Дроздов.

– Ну и хорошо.

Свержин дал отбой. Дроздов положил трубку и задумался. Такого спича от медведоподобного начальника он никак не ожидал. Он-то думал, у Матвея Георгиевича в мозгу только революционная окрошка да личное упоение властью, а тут вон что!

– Машенька! – позвал он. – Водочки мне граммов сто сообрази.

«Теперь я точно знаю, что делать в случае провала, – злорадно сощурился энкавэдэшник. – Если Стаднюк не проклюнется, как то семечко, я всем такой театр устрою, что мало не покажется. Будет им и тварь межпланетная, и всяческое отсутствие морали. Чего начальство ждет, то оно и получит. А я под шумок так лыжи намылю, что ни одна бешеная собака не догонит».

ГЛАВА 22

31 декабря 1938 года, суббота.

Москва. Петровский бульвар

– Веселые же нам предстоят новогодние праздники, – вздохнул профессор Варшавский, помешивая чай в стакане.

Он сидел в кресле за низким столиком, а напротив в таких же креслах расположились китаец и Варя. День был пасмурным, но солнце за окном то и дело пробивалось сквозь тучи.

– И что мы будем делать? – спросила Варя.

– В первую очередь надо выяснить, где держат Павла, – произнес Ли. – Я более чем уверен, что он не на Лубянке, что Дроздов действует если не в одиночку, то уж точно без согласования с высшим начальством.

– У меня создалось такое же впечатление, – кивнул профессор. – Насколько я знаю, в ведении комиссариата находится множество квартир и домов, где расположены штабы не очень высокого ранга. Для местного, так сказать, управления.

– Кроме того, – покосившись на Варю, добавил китаец, – есть конспиративные квартиры, пыточные…

– Погоди, – остановил его Варшавский. – Кажется, я примерно представляю, как нам выяснить, где держат Павку. Только основная работа ляжет на тебя, Ли.

Китаец широко улыбнулся.

– Как в старые добрые времена? – весело сощурился он. – Замечательно! А то совсем я засиделся на кухне.

– Ты не особо храбрись, – осадил его профессор. – Здесь тебе не Памир, где на сто верст один человек. Здесь, дорогой мой, Москва. Это там было ясно, кто враг, а кто друг.

– Разве я не понимаю? – улыбнулся Ли. – Я уже не ребенок.

– Ладно, – Варшавский отпил из стакана. – Суть моей идеи состоит в том, чтобы вызвать товарища Дроздова сюда. Сделать это несложно, у меня есть некоторые связи с НКВД. Скажу, что для товарища Дроздова у меня есть особо важная информация.

– А когда он приедет? – испуганно спросила Варя.

– Раз ты слышала наш ночной разговор с Дроздовым, то уже знаешь, что такое гипноз. Дроздов оказался на редкость гипнабельной личностью, хотя в этом нет ничего удивительного. Более всего поддаются чужому воздействию люди, привыкшие работать в системе со строгой иерархией, когда подчиняться приходится каждый день без всякого гипноза. В мозгу нужная дорожка уже протоптана.

– Так вы у него под гипнозом выпытаете адрес?

– Это как получится, – вздохнул Варшавский. – Понимаешь, Варечка, гипноз – это не волшебная дудочка, начисто подавляющая волю. Ограничений масса. Так, к примеру, несмотря на расхожие домыслы, нельзя заставить человека под гипнозом сделать какое-то действие, которого он бы ни за что не совершил в добром здравии и рассудке. Если хочешь подробнее, то гипноз просто отключает сознание, позволяя воздействовать прямо на подсознание. То есть мы как бы обходим разум, хитрость человека, но не можем обойти его внутренние качества. С инстинктами так вообще ничего поделать нельзя. Даже самый сильный гипнотизер не заставит человека прыгнуть с крыши. Это все байки. Другое дело, что бесхитростное подсознание можно иногда обмануть. В примере с той же крышей можно, к примеру, внушить человеку, что он собирается прыгать не с крыши, а с табуретки. Но для этого гипнотизер должен умело чувствовать состояние человека, подвергнутого гипнозу. Это искусство. Заставить человека раздеться так же нелегко, ему придется внушить, к примеру, что он заходит в баню. Понимаешь?

– Да, – кивнула Варя. – Значит, и грубое должностное преступление человек вряд ли совершит?