Virgo Regina - [27]

Он поцеловал его, чувствуя себя последним лжецом.

'Но разве кому-то плохо от неправды? Не хочу впутывать его — и только!'

— Смотри. Никки, имей в виду: у меня достаточно влияния, и если кто-то осмелится обидеть тебя…

— Тео, прекрати, — он отрезал, пожалуй, чересчур лаконично. — Правда. Все хорошо.

Остаток вечера прошел спокойно. Относительно спокойно — несколько раз Тео порывался залезть в Тот Самый шкаф. Доминик опережал его — находил сначала потерянный пульт от кондиционера, затем кофейную чашку и какую-то стереокнигу.

— Чего мельтешишь? — недоумевал Теодор. Он привык, Доминик — идеальная домохозяйка, но не до такой же степени…

Доминик пожимал плечами.

— Хотел помочь тебе.

А сам думал, как же собрать Альтаиру еду, и главное — пронести чертов пакет. Настойчивое 'рассказать все' тянуло язык терпким привкусом. Примешивалось чувство вины.

'Я не обманываю, я не хочу его впутывать', убеждал себя Доминик, однако доводы блекли с каждым растерянным взглядом Теодора.

Стоило Теодору отправиться в душ, как Доминик шмыгнул на кухню (мысленно он сравнил себя с крысой или обычным вором), достал злополучный празднично-яркий, оглушительно шуршавший пакет, и принялся собирать провиант для Альтаира.

— Все-таки, — Теодор появился внезапно. — Что ты делаешь?

Доминик выронил нож, смахнул на пол вакуумную упаковку и здоровенный трехэтажный бутерброд.

Попался.

— Я… — развернулся, заталкивая ногой под стол главную 'улику'. Блестящую и ярко-алую, точно пятно крови невинно убиенной жертвы. Закрыл глаза и сморозил первую заявившуюся глупость:

— Понимаешь, пол-дня все-таки, я к концу этой службы просто с голоду умираю, а еще домой ведь ехать, вот и решил…прихватить…

Тео вздернул бровь.

— Если честно, Никки, ты не похож на голодающего, — он рассмеялся, приобнял за округлую талию, — Но… из-за этого ты меня весь день гонял от шкафа?

— Ну да, — вранье было шито не просто белыми, а фосфоресцирующими нитками. Но Теодору не хотелось докапываться. Он махнул рукой.

— Совершенно незачем прятаться и морочить мне голову, — прозвучало с добродушной насмешкой, — Пойдем спать.

Доминик кивнул, но настроение испортилось окончательно, словно крохотная ложь, позабавившая Тео, выхватила кирпичик из фундамента чего-то огромного, вроде самой Черной Башни.

*

Жар наполнял вены и мышцы, заставлял лопаться капилляры. Из глазниц текла ненависть. Альтаир предпочитал думать, что это ненависть. Негоже элитнику сопли размазывать. Он закусывал нижнюю губу — лопались старые раны, расцветали новые, будто полевые цветы под весенним дождем; Альтаир сбился со счету.

Ненависть помогала держаться, но и жгла изнутри.

Альтаир ненавидел четырехметровый рычаг, лишь один из тысяч подобных, каждый из рабов Королевы был заперт на крохотном — три на четыре — мостике, опасно балансирующем над скрежещущей раскаленной бездной. Шестеренки и цепи стучали, стучали, напоминая толпы муравьев на коже, порой Альтаиру хотелось оттолкнуть проклятый рычаг и переступить невысокие, по бедро, перила.

Целый день по кругу. Черная Башня изнутри похожа на часовой механизм. Злая ирония — здесь не используют электроники и нанотехнологий, все пугающее мрачное великолепие держится на человеческой силе. На костях, думал Альтаир, слыша, как очередной несчастный срывается со своего мостика и летит в жаркую пасть шестеренок. Альтаир представления не имел, зачем Башне (и Королеве, Она выдумала обитель-пытку, кому бы еще?) внутренности-механизм. Если бы Альтаир выведал цель изнуряющего до дрожи в коленях, до крови на ладонях и пены на губах, точно у эпилептика монотонно-отупляющего труда — стало бы легче.

Ответов нет.

После бесконечных часов работы появлялся 'кибер' — жуткое создание, похожее на двух людей, облитых раскаленным свинцом и приваренных друг к другу. У одной 'половинки' был полностью выжжен рот, и рогаткой торчала взломанная трахея, из дыры постоянно капало зеленовато-белым. Желудочной кислотой, а может, ядом. Вторая часть уродца по-кротовьи слепо ворочала заклеенной железным листом башкой. Тварь пощелкивала, беспрерывно дергалась, но это не мешало ей ловко орудовать кнутом-электрошоком. Кнутом уродец и сгонял рабов в барак — грязный душный подвал, где воздуху меньше, чем в космосе, — так, по крайней мере, казалось Альтаиру. Рабам выдавали еду, но ее хватало ровно на треть голодной толпы. Каждую кормежку погибали пятеро или шестеро — небольшая лепта к ежедневной дани. Мертвечину уволакивали 'киберы'. Не всегда им удавалось: остальные рабы рвали свежую плоть, давились волосами и ногтями.

Трупы были мясом.

Спать приходилось на голых камнях, а из расщелин прямо в открытые раны пробирались микроскопические черви.

Рычаг сводил с ума днем, а болезненный зуд — ночью, отнимая драгоценное время сна.

Поначалу Альтаир думал, что умер и попал в ад. Затем стал надеяться на смерть… и ад, потому что худшего придумать невозможно.

Раб выживал в Башне не более полугода, и Альтаир почти сломался на шестой неделе. Его непрерывно трясло от боли, зуда и голода, он бормотал бессвязные проклятья, толкая рычаг.

Перила манили, сияли багряно-желтым.

Он шагнул… но в тот момент рычаг дернулся, повинуясь закону инерции, и вместо клыков шестеренок Альтаир очутился в прохладном темном помещении. Он сполз по стене, тяжело и хрипло дыша, наслаждаясь не-жарой. Свежим воздухом.