Виргинцы (книга 2) - [15]

И он, посмеиваясь, принялся расписывать всевозможные пытки, которым подвергали пленных: им выжигали глаза, вырывали ногти и зубы, отрубали ноги и руки, рассекали туловище… Вы как будто побледнели, мисс Тео? Что ж, я готов пощадить вас и воздержаться от подробного описания уготованных мне пыток, которые столь любезно живописал честный Мюзо.

Однако описание всех этих ужасов волновало Лань далеко не так сильно, как вас, сударыни. Лань уже насмотрелась на все это в свое время. Она была из племени сенеков, чьи селенья расположены вблизи большого водопада, между Онтарио и Эри; это племя сражалось и на стороне англичан, и против них, и одновременно воевало и с другими племенами, и едва ли можно было установить, кто проявлял большую кровожадность — белые или краснокожие.

"Вы правы, комендант, они, бесспорно, могут сварить меня живьем или нарубить из меня котлет, — холодно отвечал я. — Но, повторяю, вы при этом уже никогда не получите своей фермы в Нормандии".

"Ступай принеси бутылку виски, Лань!" — приказал Мюзо.

"Однако сейчас ведь еще не поздно. Я щедро вознагражу того, кто возьмется сопровождать меня до дома. И повторяю: честью своей ручаюсь вам, что вручу десять тысяч ливров1 тому… ну, кому бы? Да любому, кто предъявит мне какой-нибудь опознавательный знак… Хотя бы, скажем, мои часы и печатку с гербом моего деда… которые я видел где-то здесь в форте у кого-то в сундучке".

"Ah scelerat! {Ах ты, злодей! (франц.).} — зарычал комендант и хрипло расхохотался. — А ты глазаст! Только на войне всякая добыча законна!"

"Подумайте о доме у себя на родине в деревне и о хорошем выпасе с полудюжиной коров неподалеку от дома… О хорошем фруктовом садике, полном спелых плодов".

"Жавот сидит на крылечке со своею прялкой, и тут же двое-трое пострелят с щечками, красными, как яблоки! О, моя родная деревня! О, моя матушка! захныкал комендант. — Лань, живей, давай сюда виски!"

Весь вечер комендант пребывал в глубоком раздумье, и Лань тоже была грустна и молчалива. Она сидела в стороне с младенцем на руках, и, поглядывая на нее, я всякий раз замечал, что ее взгляд прикован ко мне. Потом несчастный малыш расплакался, и Мюзо, как всегда, бранясь и сквернословя, прогнал Лань в ее каморку, где она ютилась вместе со своим дитятей. Когда Лань ушла, мы с ним поговорили откровенно, и я представил этому господину такие доводы, против которых его алчность никак не могла устоять.

"А почем ты знаешь, что охотник станет тебе помогать?" — спросил Мюзо.

"Это уж моя тайна", — сказал я. Но теперь-то я больше не связан словом и могу, если пожелаете, открыть эту тайну вам. Когда охотники приходят в поселение для заключения торговых сделок, они частенько остаются тут на два-три дня, чтобы отдохнуть, выпить и повеселиться, и нашему новому знакомцу этот обычай тоже пришелся по нраву. Он играл в карты с солдатами, обменивал у них свои меха на спиртное, пел, плясал, — словом, развлекался в форте как мог. Я как будто уже говорил вам, что солдатам нравилось слушать мои песни, а так как делать мне все равно было нечего, то я часто пел им и бренчал на гитаре; иной раз мы задавали целые концерты: солдаты принимались петь хором или танцевать под мою немудреную музыку, пока дробь барабана, возвещавшая отбой, не клала конец нашему веселью.

Наш гость-охотник присутствовал как-то на одном из таких концертов, и я решил прощупать его — не понимает ли он, случаем, по-английски. Когда мы истощили наш небольшой запас французских песен, я сказал:

"А теперь, ребята, я спою вам английскую песню". И на мотив старинной песенки "Там вдали за холмом", популярной в войсках Мальборо, которую так любил напевать мой добрый дед, я спел сочиненные мною скверные вирши: "Давно, давно я томлюсь в плену, и мне опостылел плен. Сто гиней я отдам, сто гиней, тому, кто даст мне свободу взамен".

"Что это ты поешь? — спросил охотник. — Я что-то не понял".

"Это любовная песенка — девушка обращается в ней к своему возлюбленному", — отвечал я. Но по озорному огоньку в его глазах я догадался, что он отлично все понял.

На следующий день, когда вокруг никого не было, охотник подтвердил мне, что я не ошибся в своей догадке: проходя мимо меня, он начал напевать — чуть слышно, но на вполне сносном английском языке: "Сто гиней тому, кто даст мне свободу взамен", — припев сочиненной мной накануне песенки.

"Если ты решился, — сказал он, — то и я готов. Я знаю, из каких ты мест и как туда добраться. Потолкуй с Ланью, она скажет тебе, что нужно сделать. Как? Ты не хочешь сыграть со мной? — И, вытащив колоду карт, он перешел на французский язык, — к нам приближались двое солдат. — Милорд est trop grand seigneur? Bonjour {Слишком важная птица? До свиданья (франц.).}.

И, отвесив мне насмешливый поклон, он пожал плечами и пошел дальше подыскивать себе партнеров и собутыльников.

Теперь я понял, что и Лань должна была служить посредником в предприятии, которое я затеял, и что Мюзо принял мое предложение. Бедняжка выполнила свою роль искусно и точно. С Мюзо мне даже не пришлось больше об этом говорить, — мы поняли друг друга. Индианка же давно получила возможность свободно сноситься со мной. Она выходила меня, когда я лежал раненый, ухаживала за мной во время моей болезни, убирала мою каморку и стряпала для меня. Ей разрешалось выходить за пределы форта — и к реке, и в поле, и на огороды, откуда она приносила овощи и зелень для нашего маленького гарнизона.