Винтики эпохи. Невыдуманные истории - [10]

– А если ещё и в Прагу? Чешского «соловья» послушать – любимца моего, Карела Гота? – мечтательно выдохнула Ирма.

– Прагу? – удивился Томас. – Это с Берлин рядом! Для тебья, милая, не жалко, я у Бога одно просьить, штоб он дал нам долгая жизнь.

– Да, дорогой, «проба» наша вышла счастливой. А знаешь, как я негодовала, что за мною какой-то «денди» следит?! То ли, думаю, за воровку принял?

– Воровка? – засмеялся он, поднял, закружил, поцеловал, и по телу его прошёл ток.

Бережно, точно боясь расплескать дорогую жидкость, опустил на диван, чувствуя, что ток передался и ей. Уже год, как были они вместе, но пресыщения не наступало. Едва насытившись друг другом, ловили себя на мысли, что хотят повторения, и, когда близость случалась днём, Ирма боялась, как бы в дверь не постучали дети.

Томас позвонил в Чехию, узнал расписание выступлений Карела Готта, и первоначальный маршрут заменили на Берлин: поживут там с неделю, проконтролируют, как Лидия, Генрих и дочь Томаса ведут дела, и на один день съездят в Прагу. Ирма выбрала железнодорожный путь: будет возможность ознакомиться со страной хотя бы из окна вагона.

И вот уже сидят они в поезде «Берлин-Прага». Дорога тянется вдоль реки. Змейкой, кольцами, мячиком стелется туман. Густо-синий внизу, он редеет вверху, сливаясь с серым дождливым небом. У плешин с мелкой наледью мехами гармони серебрится вода. Плешины сменяются лыжной рябью – сменяются, казалось, для того только, чтобы привлечь внимание пассажиров проходящих поездов. Реку с двух сторон обступают горы, чьи вершины в дымных шапках и потому не просматриваются; на мрачных чёрных скалах красуется низкорослая жёлтая россыпь.

Поезд скользит неслышно, напоминая отдалённый гул высоковольтной станции. За окном – колонны «вертушек» с вращающимися «пропеллерами», ярко-лимонные поля, раскидистые дубы и каштаны с бело-розовыми гирляндами. Забытыми, никому не нужными стариками лежат серые прошлогодние поля – на их фоне свежевспаханные поля с аккуратными рёбрами салатных всходов горделиво бугрятся.

Садовые домики напоминают однояйцевых близнецов, а в Сибири рядом с неказистыми железными контейнерами, домиками малоимущих, красуются добротные двухэтажные коттеджи.

Ей хорошо. Разве могла она когда-то подумать, что вот так запросто поедет в Чехию с любимым человеком на концерт любимого певца?

Она отрывает взгляд от окна и молча, будто пытаясь запомнить, вглядывается в зелень любимых глаз, склоняется к его плечу, и он мягко целует ей голову. Тело наполняется теплом и покоем – хорошо б жить без конца…

– Я, как в раю, – подняла она голову и ответно его поцеловала.

В фойе театра платье Ирмы отличало её от неприметной публики – на неё оглядывались, но это замечал лишь Томас. Живой кумир пел, казалось, только для них – покидать партер и уходить в гостиницу не хотелось.

Наутро после лёгкого завтрака прошлись по древнейшему и красивейшему пешеходному Карлову мосту, на котором внимание и воображение поражали тридцать скульптур. К одной из них все прикладывались рукой – по поверью, осуществлялось желание. Место, к которому прикладывались, было отполировано до блеска – они тоже приложились.

До отхода поезда оставалось время, и они решили побродить по городу. Рядом с чешскими магазинами, как и в Германии, – немецкие, турецкие, русские. «А в России дружба народов только декларируется, – с горечью подумала она. – Корнями, душой и плотью прикипев к России, я обрела материальную независимость, но живу по-прежнему неспокойно. У нас не хватает законов, автономно существует всесильная страна взяток, в любое время могут отнять-убить».

Ирма не знала подводных камней предпринимательства, но, по словам Томаса, порядок в Европе сводился к уплате налогов. В России же, кроме налогов, надо платить депутатам, рэкетёрам, ревизорам, которых столько, что порою кажется: именно они основное сословие страны и среди них, выражаясь словами Гоголя, «мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет».

Хорошо, если Томас обучит Костю бизнесу, и он научится обходить подводные камни бесчувственного предпринимательства, вырулит на верный путь и выберет страну проживания для себя и своих потомков. Её «проба» жизни подходила к концу – такой «пробы» Ирма желала внукам и правнукам.

Эти хмуро-безрадостные думы были смыты освежающим душем в Берлине. После Франции, Люксембурга и Испании, где успели искупаться даже в водах Средиземного моря, она затосковала по своей глубинке, куда, полная впечатлений и свежих сил, вернулась с Томасом лишь к началу декабря.

* * *

После заграничного мира, радужного и безоблачного, Томас и Ирма вновь окунулись в привычный мир тревог и волнений. В их отсутствие Костя надстраивал магазин и заканчивал своеобразное бомбоубежище – подземный гараж. Он рассказал, что однажды, когда у банка выходил из машины, рэкетёры в масках едва не отняли у него всю дневную выручку. Одной «маске» дал он пинка в нежное место, но тут подлетела другая. Завязалась борьба. Хорошо, у банка стояли милиционеры, они подбежали, и грабитель не смог выхватить сумку с деньгами. Одного из убегавших ранили – идёт следствие. За деньгами теперь приезжает инкассатор, и всё пока тихо.