Винтерфилд - [6]

Его профессия была наследственной. Он с закрытыми глазами описал бы самый замысловатый герб или герб самого захудалого дворянского рода, чьи представители могли уже несколько поколений не появляться при дворе. Одно лишь неверно поставленное ударение покрыло бы его бесчестьем, и даже его далеким потомкам кололи бы глаза недоброй памятью, не говоря уже о том, что подобная роковая ошибка навеки лишила бы его права кормиться, анализируя и классифицируя ветви генеалогических древ знатных семейств. Все это знали и ценили, а потому замерли в безмолвии, когда бесстрашный глашатай чужой славы набирал в легкие воздух.

— В полуфинал, согласно результатам предварительных состязаний, выходит маркграфиня фон Скерд, выступающая от собственного имени…

Шайка лизоблюдов взорвалась ликующими воплями, Эрна вскинула руки вверх, принимая их восторг и отдавая честь звуку собственного имени.

— В связи с травмой представительницы команды ее величества королевы… — продолжал герольд.

Толпа ахнула, король всем корпусом развернулся к супруге, желая немедленно узнать, в чем дело, та со словами «почему мне никто…» вскинула изумленные глаза на фон Лиенталь, стыло улыбавшуюся с гримасой мазохистки-самоубийцы «я все объясню…»

— …в сборной ее величества замена. Вместо Хайке Больц выступает также фрейлина ее величества Лея Андольф.

Лея скинула плащ и уверенным шагом, вся обмирая в душе, вышла на середину арены. Помощник герольда, преклонив колено, протянул ей тренировочный меч.

Воцарилась мертвая тишина. Вместо маленькой жилистой и верткой Хайке посреди зала стояла высокая юная богиня, прекрасная, как греческая статуя. Фон Скерд выплюнула сквозь зубы какую-то непристойность и прыгнула через канаты. В толпе активизировались букмекеры.

— Это в пределах правил, — сказал король, чье слово в любых сомнительных вопросах оставалось решающим. — Пусть дерется.

Он не очень любил фехтование, предпочитая собственно ему искусство физиономистики и наблюдения за человеческими страстями, коим фестиваль даровал чудесную почву. Этот неожиданный поворот и чувства, отразившиеся на лицах, доставили ему искреннее наслаждение.

И герольды скомандовали:

— Бой!

4. Подарочек

С первой же минуты Лея заперлась в глухой защите, давая себе время избавиться от шока. Судя по всему, Эрна фон Скерд не желала тратить время и силы на какую-то фрейлину. Она собиралась смять, опрокинуть и растоптать ее в первую же минуту.

Победитель определялся согласно заработанным очкам. Каждой при начале поединка присваивалась определенная сумма, написанная мелом на черных досках, возле которых дежурили расторопные ученики. Судейская бригада, сформированная из самых авторитетных Мастеров Гильдии, не спускала с фехтующих глаз, время от времени подавая знак начислить или удержать сколько-то очков. Потерянная одним из поединщиков сумма шла в доход другого, и победа считалась одержанной, когда проигравший полностью исчерпывал свой лимит, а сумма победившей стороны удваивалась. Штрафовали за подлый удар, за нечистоту «школы», за намеренное причинение боли. Однако обмен знаками происходил так неуловимо, да и сама их система была так тщательно закодирована, что сами фехтовальщики зачастую не знали, кто из них выигрывает бой, пока финальный рожок не провозглашал конец поединка.

С первого взгляда казалось, что здесь все будет ясно, как божий день. Фон Скерд знала немыслимое множество приемов, и по логике вещей Лея, блокировавшая ее всего несколькими чисто отработанными защитами, никак не могла выстоять против нее больше минуты.

Однако стояла. Не атакуя — где там! — но неустанно и трудолюбиво, как пчелка, набирая себе очки.

Ибо фехтование фон Скерд было полно грязи. При завидном количестве, качества — никакого. Где-то локоть, поднятый выше допустимого, где-то выпад глубже разумного. Она осваивала новое, не отшлифовав старое до зеркального блеска, компенсируя пробелы «школы» свирепостью и быстротой, которой Лея могла противопоставить только моментальные увороты, пропускавшие свистящее в воздухе оружие соперницы в долях дюйма от себя. Она держалась на чуть-чуть, практически на одном чувстве равновесия и меры, напрочь отсутствовавших у фон Скерд.

Фехтовать с Эрной было немыслимо тяжело. Никакого джентльменства она не придерживалась и в помине. Там, где спортсмен только обозначает наносимый укол или удар, оставляя его без концовки, без того окончательного акцента действия, какой, собственно, и отличает имеющее целью убийство или увечье боевое фехтование от фехтования спортивного, она не церемонилась, полосуя противницу вовсю. Она ничего не смягчала, и было невероятно сложно не поддаться соблазну ответить ей тем же и тем самым низвести благородное искусство до безобразной драки на металлических прутьях.

— Эта ученица не делает мне чести.

Голос короля она знала, герцог Анколо не позволил бы себе заговорить первым. Стало быть, эти слова произнес лорд Грэй. Природа наделила Лею необычайно тонким слухом, благодаря которому она частенько оказывалась в курсе самых неожиданных мнений и событий. В условиях фрейлинской службы эта особенность частенько оказывала ей мелкие услуги. Фон Скерд, Лея могла поручиться, не слышала ничего, тогда как ее собственный аппарат восприятия как-то абстрагированно и даже немного отстраненно, словно речь шла и не о ней в том числе, включился сам собой, услужливо знакомя ее с комментариями, которыми обменивались король и лорд Грэй.