Винтерфилд - [20]

Невысокий сводчатый потолок создавал ощущение уюта, стены были побелены и красиво контрастировали с балками и рамами и ухоженной блестящей мебелью темного дерева: сундуком, шкафчиком, столиком с бронзовыми начищенными кувшином и тазом для умывания и удобным креслом с подушечкой. Поперек комнаты, под самым окном стояла узкая кровать, застеленная свежим бельем с вышитыми на нем монограммами. На одной стене висело зеркало в подходящей раме, на другой — распятие. Внутреннюю зимнюю раму уже выставили. Глаз не зацеплялся ни за одну чужеродную вещь.

На каменном полу лежал ковер в теплых красно-коричневых тонах. От вделанной в стену изразцовой печи исходило приятное тепло, а топка располагалась где-то не в этой комнате. Лея вопросительно обернулась к лорду Грэю, плечом подпиравшему косяк. Глаза его были опущены. По-видимому, у него имелись веские причины протестовать против ее проживания здесь, и они не имели ничего общего с невоспитанностью.

— Да ладно, — сказал он. — Извините меня. В чем-то Брего, разумеется, прав.

И она догадалась, что это была комната Карен Грэй.

10. Размеренная деревенская жизнь

Наутро после приезда ей позволили выспаться всласть, но стоило ей открыть глаза и решиться дернуть плетеный шнур звонка, как на пороге возникла молодая горничная со славным круглым лицом, на котором немного странно смотрелся длинноватый нос уточкой. Однако не нос был в ее внешности самой замечательной деталью. Она пребывала в том особенно красящем женщину умиротворенном состоянии, когда взгляд устремлен в себя, и она ощущает себя уже не одним человеком… правда, еще и не вполне двумя. И пребывала она в этом состоянии уже довольно продолжительное время: в узком пространстве комнаты Лее нипочем не удалось бы проскользнуть мимо нее. На ней было платье из темно-красной шерсти, ширина юбки и количество складок которого говорили о том, что лорд Грэй не скуп, среди оборок крахмального чепца таились тени глубокой синевы.

— Доброе утро, — приветствовала она розовую Лею, глядя на нее добрыми коровьими глазами. — Меня зовут Глави. Я буду прислуживать вам, пока смогу, — простодушно добавила она, кладя руку на необъятный живот.

Ну что ж. Вот вам и разгадка похвальной стойкости Стража Северных Границ. Зачем ему Эрна фон Скерд, это ходячее извращение, с ее чудовищным характером, когда «вокруг полно крестьянок»? Вполне естественно для любого отгоревшего первыми страстями мужчины всем соблазнам этого рода предпочесть такую вот немногословную, мягкую и нетребовательную Глави.

— Маркграфиня фон Скерд тоже жила в этой комнате?

— Боже упаси! — Глави небрежна обмахнулась крестом. — Уж не знаю, как съер Грэй, но мы эту штучку раскусили сразу. У нас тут был настоящий праздник, когда удалось от нее избавиться. Даже сейчас приятно вспомнить, как съер ее за ворота выставил.

— Насколько я поняла, она к нему клинья подбивала?

— Не то слово — подбивала! Она ж ему на шею вешалась.

Убедившись, что тайны в этом деле уже как будто и нет и что житейская интуиция пока ее не подводит, Лея выбралась из-под одеяла, умылась, оделась, причесалась и, спустившись вниз, в холл, вступила в свою новую жизнь.

В первые дни по приезде в поместье лорд Грэй оказался по горло занят. За период его месячного отсутствия накопилось немало дел, требующих, чтобы он лично уделил им внимание. Помимо участия в ежегодном Королевском фестивале, что было, собственно, его личным удовольствием, лорд Грэй утрясал в столице вопросы о возможности снижения налогового бремени, которое несла его провинция, и теперь магистрат ожидал от него отчета о достигнутых компромиссах с властями. Всплыли также некоторые тяжбы, подлежащие рассмотрению в личном суде лорда. В отличие от буйной и развеселой столицы общественная жизнь здесь, на Севере, вершилась по утрам, размеренно, но неумолимо и неотложно, а потому завтракать Лее приходилось в одиночестве.

Год — срок небольшой, попусту транжирить дни было бы слишком большой роскошью, и после завтрака она облачалась в старую тунику и лосины, связывала волосы на затылке в тугой узел, и с нею занимался Оттис.

Начали они не с фехтования. Совершенно очевидно, что не всегда на боку у нее будет висеть меч, а если и так, то далеко не все обстоятельства позволят ей вовремя его обнажить, а потому Оттис показывал ей разнообразные захваты, сперва обычные, те, какие нападающие применяют не думая, ожидая встретить беззащитную жертву, а затем — хитрые, на тот случай, когда лиходей заведомо знает, с кем связался, и способы высвобождения из них. Искусство это требовало глубокого знания анатомии вообще и возможностей собственного тела в частности, способности концентрироваться на отдельной конечности и мгновенно переливать в нее силы всего организма. Он учил ее компенсировать недостаток физической мощи быстротой, внезапностью и нетрадиционностью проводимого контрприема, безболезненно падать и вскакивать как каучуковый мячик, едва коснувшись земли. А то и вовсе не вскакивать, потому что нападающий интуитивно считает падение противника вкладом в копилку своей победы и хоть чуть-чуть, но расслабляется, ожидая, что противник для того, чтобы продолжить сопротивление, якобы непременно должен сперва подняться. Но если уж ты упал, то не спеши. Уязвимее всего ты и будешь в момент подъема. Есть масса приемов, которые можно провести сидя и даже лежа, особенно имея в виду болевые точки. С обычной своей лошадиной ухмылкой Оттис сообщил ей, что в системе женской самообороны запрещенных приемов нет. Она с удивлением узнала, что наружное ребро ее ладони смертоносно и что головою можно не только думать или носить нарядную шляпку, но и заставить противника собирать зубы в придорожной пыли. Когда она уже овладела некоторой суммой навыков, она обнаружила, что ей не показали ни одного приема, в исполнении которого доминировала бы физическая сила.