Виновный - [18]

Ана (с неизмеримой болью, почти шепотом). Значит… ты действительно любишь Глафиру!

Теодосий (устало). А ты сомневалась?

Ана (скорбно, но с каким-то облегчением). Я хотела увериться, Теодосий! Это было для меня пробным камнем. Я хотела сохранить тебя в своей памяти прежним! (После долгой паузы, печально улыбаясь.) Ты свободен!

Теодосий (быстро, ошеломленно). Что ты этим хочешь сказать?

Ана. Напиши и подай заявление о разводе! Ты его получишь. У меня нет никаких претензий.

Велизар (внезапно и бурно). А у кого должны быть претензии? У тех, кто нас обманывал?

Ана (кротко). Они не обманывали нас, Велизар! Они искали свое счастье!

Велизар (саркастически смеется). Чудесная формула! (Петринскому.) Запиши ее себе! Пригодится для будущих разводов!

Петринский. Судьи ею по горло сыты! Она уже не звучит.

Ана (Теодосию). Ты почему ушел из дому? Мог бы и остаться, пока все утрясется! Наверное, живешь в гостинице и ищешь квартиру?

Теодосий. Да! Ты угадала.

Ана (сочувственно). Ото неприятно! Приходится всем сообщать о переменах в своей жизни! (После короткой паузы, во время которой она размышляет.) Нет! Послушай! Уйду я, а ты оставайся в квартире. Мне достаточно одной комнаты. Я перееду к сестре.

Велизар (взволнованно, Теодосию). Видишь, какую женщину ты оставляешь?

Ана (строго, Велизару). Велизар! Думай о себе и не вмешивайся в чужие дела!

Теодосий. Большое тебе спасибо, Ана! Но я не могу этого принять.

Ана (тихо). Почему?

Теодосий. Потому что я не хочу злоупотреблять твоим великодушием, Ана!

Ана. Мое великодушие тебя не унизит! Раз твоя любовь к Глафире так сильна, я должна тебе помочь.

Велизар (гневно). И оправдать его, да?

Ана. Нет! Я его не оправдываю, Велизар! Но и осудить не могу! Кто бы решился осудить настоящую любовь? Только тот, кто сам не может ее понять или пережить! Право любить по свободному выбору, а не по долгу так же необходимо людям, как и все, за что мы боролись! (Теодосию.) Теодосий, будь свободен и счастлив! (Голос ее от волнения прерывается.)

Мария (быстро бросается к Ане, обнимает ее). Ана! Тебе нельзя волноваться! У тебя же больное сердце! (Щупает ей пульс.)

Ана (поднимает голову). Ничего, милая! Пройдет.

Звонок.

Петринский (Марии). Это Глафира! Открой ей!

Мария (сердито машет рукой). Не могу я ее встречать.

Петринский (Велизару). Велизар! Пожалуйста!

Велизар (сердито). У меня с ней нет ничего общего!

На лице Петринского досада. Он собирается пойти открыть, но Мария опережает его и возвращается с Глафирой.

Глафира (самоуверенно, с оттенком насмешки и высокомерия). Добрый день!

Пауза. Все сидят неподвижно, не отвечая на ее приветствие.

Глафира. Хм! (Стоит, потому что все стулья заняты.)

Теодосий (встает со своего места). Пожалуйста! Садись, Глафира!

Глафира (нервно, усаживаясь на стул). Слава богу, что из троих кавалеров хоть один уступил мне место! (Теодосию.) Спасибо, Теодосий!

Петринский. Женщины всех времен использовали галантность для эксплуатации мужчин! Социализм должен свести ее к минимуму.

Глафира. У тебя этот минимум всегда был равен нулю! (Остальным.) Уже начали?

Петринский (подчеркнуто, взглянув на Теодосия). Да! С анализа нашего прошлого.

Глафира (с легкой усмешкой). Никто не мог бы проанализировать наше прошлое лучше, чем я, профессор Петринский!

Петринский. Едва ли! Я давно заметил, что у красивых и пользующихся успехом женщин обычно короткая память.

Глафира. Нет! Короткая память – привилегия профессоров! Сегодня они утверждают одно, а через несколько дней, месяцев или лет – совсем другое!

Петринский. А все потому, что они используют два вида логики: формальную и диалектическую. Женщины, как правило, применяют первую и очень редко поднимаются до второй.

Глафира. Благодарю! Меня всегда изумляла твоя деликатность по отношению к женщинам.

Петринский. Деликатность одного человека кончается там, где начинается нахальство другого.

Глафира. О, не торопись! Я пока не проявляла по отношению к тебе настоящего нахальства! (После короткой паузы.) Начнем?

Петринский. Да, начнем! (Окидывает всех взглядом, после паузы.) Мотивы, из-за которых мы хотим развестись, – одно, а мотивы, которые мы представим суду, – совсем другое! (Всем.) Не так ли?

Глафира (нетерпеливо). Кому нужно это предисловие?

Петринский. Если лжет одни, должны лгать и все.

Теодосий. А зачем лгать?

Петринский (с ударением). Затем, что… Очень просто: над нами будут смеяться!

Теодосий. Я не боюсь, что меня засмеют! Мы оказываемся в смешном положении именно тогда, когда с помощью фальшивых, по юридически допустимых доказательств принуждаем судей притворяться, будто они не видят правды.

Петринский. Еще хуже внушать им, будто они видят правду.

Велизар. Именно поэтому в суде надо говорить только правду!

Петринский. А тогда зачем мы собрались?

Велизар. Ты организовал эту встречу!

Петринский. Я исходил из того, что ложь иногда помогает правде.

Теодосий. Нет! Я не знаю таких случаев, когда правде можно было бы помочь ложью.

Мария. Ошибаешься, Теодосий. Это метод, который профессора иногда используют довольно эффективно.

Глафира (с досадой, всем). Мне надоело слушать плоские остроты! Будем мы обсуждать мотивы или пет?