Виновата тайна - [6]

– Нам завтра зайти? – Маша закинула за спину косичку с помятым бантом.

– Зачем? – удивилась Ленка.

– За ответом.

Броня не выдержала, осыпалась старой штукатуркой, нагло оставляя Ленку без защиты. Капитуляция была неизбежна.

– Ладно, – со вздохом сдалась она, – буду я вашим шефом, буду. Только выметайтесь отсюда.

– Ура! – завопил Стёпа и бросился к ней, неуклюже облапил, тут же пунцовея от румянца.

Девчонки тоже запрыгали вокруг, звеня чем-то в ранцах и хватая за руки. Ленка слабо отбивалась, боясь сбить с ног охваченных бурным ликованием деток.

– Ох, чувствую, и огребу я с вами, бандерлоги, – она прорвалась к двери и распахнула её. – Всё! Валите уже. Устала я от вас.

Подшефные выскочили в коридор и, судя по грохоту каблуков, вся компания побежала по лестнице. Ленке даже показалось, что каблуков было больше, чем три пары.

Вечер, вопреки ожиданиям, прошёл спокойно. Лужа почти не вспоминалась. Или, вернее, не казалась эпическим центром вселенной. Зато про оладушки помнилось, и Ленка порой жутко сожалела, что отказалась взять их с собой. Сейчас бы они были очень к месту.

Мать пришла непривычно рано, в восемь часов. С пристрастием оглядела Ленку, словно после одного дня в новой школе надеялась найти у неё нимб или отросшие крылья.

– У вас ЧП? – поинтересовалась Ленка, таща принесённые матерью пакеты на кухню. – Я ждала тебя к десяти.

– Ты не рада? – Мать выложила из сумки на стол ещё пару пакетиков.

– Вообще-то меня пугают всякие изменения графика. Стабильность – вот моё кредо.

– Стабильная ты моя, – мать чмокнула её в щеку. – Как всё прошло? Влилась в социум?

– Полностью и без потерь.

– Хорошо, – она беспокойно вгляделась в лицо дочери. Ленка торопливо изобразила улыбку Буратино. – Ты мне расскажешь, если что-нибудь случится?

– Обижаешь, я ж сплошная откровенность.

– Ах, Ленка, – она неожиданно привлекла её к себе и так протяжно вздохнула, что Ленка почему-то расстроилась.

Она вывернулась из объятий, независимая и суровая.

– Так, ты, кажется, в душ собиралась. Так иди уже. А я еду буду греть. Есть хочу ужасно.

Спровадив уставшую родительницу, Ленка бодро распотрошила пакеты, раскладывая по тарелкам салаты, нарезанный сыр. В контейнере нашлось что-то мясное в остром соусе и было отправлено в микроволновку разогреваться. И, только разложив всё на столе, она поняла, что, выдерживая этикет, долго наблюдать за едой не сможет.

Мать пришла освежённая, без макияжа, в большом пушистом халате, который был ей очень велик, но она его любила, видимо за эту огромность и уютность, и не хотела подбирать по своему размеру.

– Я тебе купила манжеты и воротничок, – сказала мать, принимаясь за еду, причём делала это так изысканно неторопливо, словно была на великосветском приёме.

– Зачем? – удивилась Ленка, уже вылизывая тарелку – матери она позорно не дождалась.

– К школьной форме.

– И в честь какого праздника такое излишество?

– Так раньше каждый день носили. Елена, оставь в покое тарелку Это не эстетично. И сядь нормально, перекрутилась вся.

– Не боись, в ресторане я так не буду делать.

Мать только головой покачала, но воспитывать перестала.

– Принеси мою сумочку.

Ленка сходила за сумкой и с изумлением приняла из рук матери белоснежные кусочки ткани, окантованные кружевом.

– Чё за фигня? Они же белые!

– А какими они должны быть? – слегка удивившись, она отняла у дочери воротничок с манжетами.

– Чёрными, – уверенно заявила Ленка. – Кто ж в школу белое надевает? Они же за день испачкаются.

– От стирки ещё никто не умирал, – задумчиво сказала мать и с какой-то просветлённой улыбкой погладила кружево. – Мы даже соревновались друг с другом, у кого манжеты самые белые.

– Жесть, – только и нашла что сказать Ленка. – Изощрённо вы, однако, развлекались в прошлом веке.

– Смотри, какая красота, – мать расстелила на столе воротничок и была явно очарована его изогнутой формой и упругостью накрахмаленных кружев.

– Так вот ты какая, ностальгия, – с чувством выдохнула Ленка. – Твой образ навек отпечатался в моём сердце.

Мать шутливо хлопнула её воротничком по лбу.

– Ничего ты не понимаешь в эстетике форм.

– Угу, тупая с детства, – легко согласилась Ленка и взяла в руки белоснежное чудо. – А как он цепляется? Тут ни пуговиц, ни петель.

– Пришивается. И манжеты тоже.

– Что? Да это же издевательство! – возмутилась Ленка. – В космический век тупо пришивать?

– Ничего, вспомнишь, как иголку в руках держать. Кстати, а почему ты форму постирала? Что-то случилось?

Мать, сложив посуду в раковину, обернулась, и по выражению её лица Ленка поняла, что манёвры с запудриванием мозгов не пройдут. Мать намеревалась выпытать всё. Значит, придётся говорить правду.

– Я… ну… упала в лужу, разбила коленку Всё.

– Всё? – Она вопросительно приподняла бровь.

Ленка затосковала. Рассказывать подробности жутко не хотелось. После того, что случилось в настоящей школе, мать и так чересчур беспокойно себя вела, надеясь пресечь неприятности ещё до их проявления.

Её выручил домофон. На его грустную трель она пулей сорвалась с места. Мать что-то сказала, но Ленка уже не слышала.

– Кто там? – запыхавшись, выдохнула в трубку.

– Это Маша, – тоненько пропищало из домофона. – Я забыла взять твой номер телефона, чтобы уточнить время. Можно я зайду?