Возможно, нет.
Они все еще казались прекрасной семьей.
И знали об этом. На самом деле печать трагедии со временем превратилась в печать гламурной загадочности. Источником восхищения тех, кто смотрел на семью издалека.
— Старшие дети погибли в пожаре, — говорили жители Берлингтона, соседи в Кембридже, родители одноклассников из частной школы нижнего Манхэттена и пенсионеры из Бостона. — Остров загорелся. Помните, пару лет тому назад?
Три прекрасных дочери стали еще прекраснее в глазах своих наблюдателей.
И этот факт не остался незамеченным. Даже их отцом, пусть и теряющим разум.
И все же оставшиеся дети — Каденс, Либерти, Бонни, Тафт и Уилл — знают, что в трагедии нет ничего гламурного.
Они знают, что в жизни трагедия разворачивается совсем не так, как на сцене или на страницах романов. В жизни она не является наказанием или суровым уроком. Ее ужасы затрагивают множество человеческих судеб.
Трагедия отвратительна и запутанна, глупа и непонятна.
Вот что знают дети.
Еще они знают, что легенды об их семье одновременно правдивы и лживы.
Что это лишь бесконечные варианты.
И что люди продолжают пересказывать их.
Мое полное имя — Каденс Синклер Истман.
Живу в Берлингтоне, штат Вермонт, с мамой и тремя собаками.
Мне почти восемнадцать.
Я владею только читательским билетом в библиотеку, конвертом с высушенными розами, книгой сказок и пригоршней симпатичных фиолетовых камешков. Не более.
Я
виновница глупейшего,
безумного преступления,
ставшего трагедией.
Да, это правда, я влюбилась в кое-кого, и он погиб вместе с двумя людьми, которых я тоже любила больше всех на свете. Это главное, что нужно знать обо мне,
единственное, что можно было узнать в течение долгого времени,
хотя я сама этого не знала.
Но должно же во мне быть что-то еще.
И будет!
Мое полное имя — Каденс Синклер Истман.
Я переношу страшные мигрени. И не выношу глупцов.
Мне нравятся слова с двойным значением.
Я стараюсь жить.
