Виноградник Ярраби - [114]

Молли вздохнула в его объятиях:

— Вы не начали от меня уставать?

— Ну чего вы добиваетесь? Комплиментов? Я никогда не считал вас тщеславной. — Он поцеловал ее, крепко прижав к себе. — Я по-прежнему люблю вас, Молли. Я люблю двух женщин, но по-разному. Это делает меня грешным малым или где-то даже единственным в своем роде.

— Пожалуй, всего лишь удачливым, — пробормотала с тихим смешком Молли. Ее пробрала легкая дрожь. — Когда я бываю в обществе хозяйки, то чувствую себя виноватой. Я так ею восхищаюсь — с той первой ночи в гостинице, когда она страшно испугалась.

— Испугалась? Юджиния! Уж не меня ли?

— Того беглого каторжника. Да и вас тоже. Она была очень молода тогда и к тому же невеста. Надеюсь, вы были с ней добры? — Молли внезапно повернулась на другой бок и крепко схватила его за руку. — И все равно мне нестерпимо тяжело думать об этом. Я стараюсь изгонять из головы мысли о тех ночах, когда вы уходите к ней.

— Я действительно с ней очень добр, — сказал Гилберт, высвобождая свою руку из пальцев Молли. — С тех пор как я узнал вас, я стал гораздо лучше понимать Юджинию, если вам от этого легче. Я обращаюсь с ней, как с хрупкой вазой. Наверное, мне следовало поступать так с самого начала. Этому научили меня вы. Трудно представить себе двух женщин, столь не похожих друг на друга, как вы и она. Но она — именно такая жена, какую мне хотелось иметь. Это во мне говорит тщеславие.

— Вы хороший человек! — произнесла сдавленным голосом Молли. — И никогда никому не позволяйте утверждать, что это не так.

Гилберт с неистовой страстью притянул ее к себе:

— Но что бы я делал без вас? А вы, вы-то счастливы? Никогда ни о чем не просите. Только ждете. Вы всегда здесь, рядом…

— И всегда буду. Не печальтесь, любовь моя.

Конечно, она вечно ждала, конечно, она всегда была рядом. Эти часы с ним были для нее райским блаженством. Но ведь никто не может наслаждаться райским блаженством бесконечно. И кто станет совершать такую глупость — отравлять его какими-нибудь невыполнимыми требованиями? Она слишком настрадалась за свою жизнь, чтобы рисковать, лишиться этой нежданной-негаданной благодати.

Впрочем, Молли была достаточно человечной, чтобы желать для своей дочери чего-то большего.

Глава XXVII

Когда осенью с деревьев начали опадать листья, сметать их было некому. Пибоди умер. Старика нашли в его хижине с лицом, обращенным к потолку, и с широко открытыми глазами, в которых навсегда угас свет. Никаких признаков страданий на лице… Он ушел так же легко, как лист, падающий с дерева.

О нем мало что знали. Он мечтательно рассказывал о пышных садах Англии, где когда-то работал, но, возможно, все это были фантазии. Он никогда не упоминал о своей семье и даже не называл своего имени.

Единственное, что можно было написать на его надгробии, это: ПИБОДИ, САДОВНИК.

Юджиния считала, что ему это понравилось бы так же, как миссис Эшбертон пространный панегирик, начертанный на ее памятнике.

Юджиния сильно тосковала по старику. Его сухопарая согбенная фигура, маячившая вокруг, была такой же принадлежностью сада, как ее белые розы. Настоящим памятником Пибоди стал сад. Он прожил достаточно долго, чтобы увидеть, как жимолость добралась до самого верха столбов, подпирающих веранду, как рододендроны закрыли вид на голую бесплодную землю возле загонов, для чего, собственно, они и предназначались, и как сирень и ракитник разрослись с пышностью каких-нибудь тропических растений. Вечнозеленый бордюр находился в прекрасном состоянии. Кустики ирисов отражались в пруду. Стаи зябликов с ярким оперением плескались в птичьей ванночке. Ими особенно восхищалась Люси. Франжипани испускали сладкий аромат, на заднем плане полыхали красно-оранжевым пламенем местные огненные деревья.

Но главную гордость Пибоди составляли розы. Он частенько прохаживался мимо решетки для ползучих роз, утверждая, что лучше них не найдешь во всем Новом Южном Уэльсе.

«Когда вы вдохнете запах этих чайных роз, вы вспомните меня, миледи», — частенько говаривал он в последнее время. Единственный с его стороны намек на предчувствие близкой смерти…

Заменить Пибоди было некем. Юджиния заикнулась было о Джемми Макдугале, но тут же получила отказ:

— Я десять лет обучал этого парня виноделию. Превратить его в садовника?! Глупости!

Хотя Гилберт радовался растущей славе сада Ярраби, ничто не должно было затмевать его виноградника.

— Найдите хорошего парня в Парраматте. Это не должно оказаться особенно трудным.

Но заменить Пибоди было и в самом деле некем, хотя Юджиния нашла довольно приличного на вид бессловесного молодого человека, прибывшего на одном из последних судов с эмигрантами. Его звали Авдий Уайт. Не успев прожить в Ярраби и недели, он начал выразительно поглядывать на Эмми, а та выискивала бессчетные поводы пройти по делу через сад. Впрочем, это не должно было вызывать тревогу. Юджиния предложила: поскольку ссыльные уезжают — ив настоящее время осталось всего двое мужчин, отбывавших длительные сроки, — их хижины следует отремонтировать и превратить в порядочные жилища для супружеских пар или одиноких мужчин, желающих навсегда остаться в Ярраби; таких как Том Слоун и Джемми Макдугал.