Вино в потоке образов. Эстетика древнегреческого пира - [2]

Высказанные Лиссаррагом идеи можно уточнять, с его интерпретациями конкретных изображений можно спорить, как это делает, скажем, Ричард Т. Нир, автор интереснейшей монографии «Стиль и политика в афинской вазописи». Но и Нир первым делом спешит оговориться, что его подход к теме обусловлен прежде всего «книгой, которая стала поворотным пунктом в этой области знания, – Un Fht d'images Франсуа Лиссаррага».[3] И я искренне рад представить эту книгу русскоязычному читателю. И высказать надежду на то, что и другие тексты, вышедшие из-под пера блистательной плеяды французских антропологов, собранной когда-то Вернаном и Видаль-Накэ, рано или поздно последуют за ней: «Другой боец» того же Франсуа Лиссаррага,[4] «Охотник и город» Алена Шнаппа,[5] «Львы, герои, маски» Анни Шнапп-Турбейон,[6] «Лицо и маска» Франсуазы Фронтизи-Дюкру,[7] «Происхождение древнегреческого полиса» Франсуа де Полиньяка[8] – роскошное чтение, позволяющее по-новому взглянуть на истоки мира, который мы по привычке считаем своим.

Вадим Михайлин

Благодарности

За помощь, оказанную мне в ходе данного исследования, хочу поблагодарить хранителей музеев и ученых, которые предоставляли необходимые материалы и фотографии, в частности И. Агион, Ж.-Ш. Балти, Г. Бекеля, Д. фон Ботмера, Л. Берн, X. Кана, Р. Кантилену, Л. Джулиани, Р. Ги, Ф. Хамдорфа, Р. Хехта, К. Лапуэнта, А. Паскье, М. Шмидт, А. Шнаппа, Ж. Сеннекье, Дж. Свенбро, Б. Тайе, Э. Вермёль, М. Викерса, Д. Вильямса, а также Дж. Бордмена и Д. Куртц из Оксфордского Архива Бизли.

Особую благодарность выношу тем, кто «пригласил меня на симпосий», О. Мюррею и Ф. Цейтлину, и тем, кто побудил меня написать эту книгу, – Ф. Фронтизи, П. Шмидт и Ж.-П. Верна-ну, а также моему издателю А. Биро и его команде, которые сумели превратить рукопись в книгу.

Посвящаю Жан-Пьеру Вернану

Винопитие по-гречески

Овине греки могут говорить бесконечно. Будь то разговоры пьяниц, споры знатоков, лирическая поэзия или мифологические рассказы: литература о божественном напитке поистине неиссякаема.[9] И хотя это обилие источников едва ли способно охарактеризовать предмет обсуждения во всех подробностях, оно поможет выявить некоторые фундаментальные представления античной греческой культуры, касающиеся как потребления и происхождения вина, так и его значения.

В трагедии «Вакханки», где Еврипид показывает всемогущество Диониса, бог вина неоднократно именуется тем, кто даровал смертным лекарство от страданий, исцеление печалей, забвение тревог, которое приносит сон, навеваемый вином. Хор произносит хвалебное слово:

«…слышишь ли ты его нечестивое глумление над Бромием? Да, над ним, над сыном Семелы, великим богом-покровителем увенчанных гостей на веселом пиру; над ним, который дал нам такие дары: водить шумные хороводы, веселиться при звуках флейты, отгонять заботы, когда на праздничном пиру поднесут усладу вина, когда за трапезой украшенных плющом мужей кубок навеет сон на них».[10]

Более того, его благодеяния обращены ко всем без различия; Дионис настоящий демократ:

«Да, наш бог, сын Зевса, любит веселье, но он любит и благодатную Ирену, кормилицу молодежи; оттого-то даровал он людям усладу вина, равно доступную и богачу и бедняку, ни в ком не возбуждающую зависти».[11]

Вино облегчает страдания: вот один из самых расхожих образов вина; согласно всей нашей традиции, «вино рассеивает грусть», это искусственный рай, умиротворяющий наркотик.

Однако этот образ вина, засвидетельствованный в Греции, и «Вакханки» – всего лишь один пример из множества подобных,[12] – является основополагающим скорее с нашей современной точки зрения. Концепция вина как средства избавления от страданий в действительности имеет второстепенное значение для греческих представлений, согласно которым вино – это благо, божественный дар огромной значимости, являющий собой параллель к дару Деметры – злакам. Прорицатель Тиресий объясняет это молодому фиванскому царю Пенфею, который отказывается принимать Диониса в своем городе:

«Заметь, юноша: есть два начала, господствующие в жизни людей. Первое – это богиня Деметра… она же Земля; называть ты можешь ее тем или другим именем. Но она сухою лишь пищею вскармливает смертных; он же, этот сын Семелы, дополнил недостающую половину ее даров, он изобрел влажную пищу, вино и принес ее смертным, благодаря чему страждущие теряют сознание своего горя, напившись влаги винограда, благодаря чему они во сне вкушают забвение ежедневных мук – во сне, этом единственном исцелителе печали».[13]

Вино понимается как положительное начало, действие которого определяется не только сиюминутным избавлением от бед, от всех несчастий, присущих человеческому существованию; его употребление воспринимается в религиозной перспективе на тех же основаниях, что и употребление злаков. Греческие города озабочены тем, чтобы с помощью законов регламентировать его употребление, некоторые – такие, как Спарта, – вообще его запрещают, большинство же городов просто ставит его под контроль.

Такая регламентация необходима, так как согласно греческим представлениям вино – напиток амбивалентный, подобный жидкому огню, одновременно опасный и благотворный. Мифы о происхождении винограда и вина ставят акцент на этой его двойственной, полудикой-полукультурной природе, которая позволяет ему играть роль посредника между двумя противоположными полюсами. Виноград – нечеловеческого происхождения; согласно рассказам – это лоза, упавшая с неба