Виннипегская Стена и я - [84]

— Если бы ты поступила так со мной... — он выглядел так, будто ему некомфортно от того, о чем он думает, и он с тяжело вздохнул. — Я не справился бы с этим так хорошо, как ты.

Это чертов факт.

— Я не пилила тебя, — заявила я. Потом я подумала над своими словами и мысленно внесла в них поправку «в основном» не пилила.

Он склонил голову набок, будто хотел сказать обратное.

— Ты пилила, но у тебя было на это право. Прямо сейчас со мной много чего происходит.

Моя первая мысль — наступает конец света. Он открывается мне.

Вторая мысль — это же очевидно, что он чертовски переживает.

Я не замечала язык его тела, или напряжение в его плечах, или его голос, когда он говорил, но сейчас, когда пригляделась получше, все стало очевидно. За первый месяц обычного сезона он прошел через многое. Он уже вывихнул лодыжку. Зака выкинули из команды.

И самое главное — он переживает из-за своей визы и будущего не только в «Трех Сотнях», но и в НФЛ. Его травма станет фактором для всей его карьеры. Если он ошибется, люди будут гадать, вернется ли он таким же сильным, как был раньше, даже если это не будет связано с его ахилловым сухожилием.

Парень выглядел так, будто готов сломаться, а сейчас только конец сентября. Я хотела спросить, слышал ли он что-то от адвоката по иммиграции, нашли ли нашу лицензию на брак, или является ли Тревор до сих пор занозой в заднице, начал ли он искать другую команду или лучший контракт, что бы он там ни хотел от следующего этапа его карьеры, но...

Я не спросила. Сегодня плохой день для моих вопросов и его ответов. Я слишком измученная, слишком уставшая и разочарованная.

И в этот момент в моей голове промелькнула искра раскаяния, потому что я поняла, что, возможно, я нарывалась на ссору. Возможно. И, возможно, сейчас не лучшее время, чтобы выливать на него столько хрени, когда у него на плечах уже лежит такой груз.

Плюс, сейчас я не в лучшем настроении.

Но извинения не моя сильная сторона, и мне нелегко это дается, но хороший человек осознает, когда он не прав, и принимает свой промах.

— Прости, что взорвалась. Я разозлилась, что ты не поехал, но я знаю, почему ты меня кинул. Мне просто не нравится, когда люди говорят, что сделают что-то, и затем этого не делают, но у меня так уже давно. С тобой это никак не связано, — я достала эти слова прямо из «Банка Эйдена». Кроме того, за эти выходные многое произошло, что не было его виной. Но я не буду говорить об этом.

В ответ он кивнул, как признание того, что мы оба плохо справились с ситуацией.

— Ну, мне тоже жаль. Я знаю, как для тебя важна твоя карьера, — со вздохом, я протянула ему свою руку. — Друзья?

Эйден перевел свой взгляд от вытянутой ладони к моему лицу, прежде чем принять мою руку.

— Друзья, — во время пожатия он посмотрел на свою огромную ладонь, которая поглотила мою, и на его стоическом лице появилось отвращение. — Какого черта произошло с твоим запястьем?

Ага, я даже не пыталась натянуть рукав ниже и притвориться дурочкой. Я, как идиотка, забыла, что закатала их. Я освободила свою руку из его хватки и позволила гневу еще раз пронестись по моему позвоночнику и шее при мысли о мудаке-муже моей сестры.

В частности, о том моменте, когда он схватил меня за руку и дернул после того, как я накричала на Сьюзи, когда она практически сказала, что жалеет о том, что не убила меня. Но в миллионный раз я не стала спрашивать ее, почему она так меня ненавидит. Что я могла сделать такого в четырехлетнем возрасте, что она стала моим заклятым врагом?

По большей части, я злилась на себя за то, что не предотвратила всю эту ситуацию. И снова, ее муж освободил меня из своего стального захвата в тот момент, когда я подняла ногу и попыталась заехать ему по яйцам, но вместо этого попала по внутренней стороне бедра.

— Ничего.

Взгляд его темно-карих глаз встретился с моим, и, клянусь жизнью, из-за ярости в его глазах я почти перестала дышать.

— Ванесса, — зарычал Эйден, буквально зарычал, когда мягко потянул рукав вверх, открывая синяк над моим запястьем.

Я наблюдала, как он изучает этот глупый, глупый синяк.

— Я поссорилась со своей сестрой, — есть ли смысл не говорить ему, кто это был? Мне хватило одного взгляда на твердую линию его рта, чтобы понять, что он не забудет об этом. — Там был ее муж, и он немного распустил руки, так что я попыталась ударить его по яйцам.

Его ноздри раздулись, а мышца на щеке заметно дернулась.

— Муж твоей сестры?

— Да.

Его щека снова дернулась.

— Почему?

— Это глупость. Не важно.

Он только что заворчал?

— Конечно, это важно, — его голос был обманчиво мягким. — Почему он это сделал?

Я знаю этот взгляд у него на лице — упрямый. Тот, который говорит, что спорить с ним бесполезно. Я не очень хотела распространяться о делах Сьюзи, а еще меньше делиться тем, какие шаткие у меня отношения с третьей по старшинству сестрой. Нам со Сьюзи бы на шоу Джерри Спрингера. Она сделала свой выбор много лет назад, и лишь она виновата в том, что из этого вышло. Мы выросли при одинаковых обстоятельствах, ни у одного из нас не было того, чего не было у другого. Я не чувствовала к ней никакой жалости.