Винчестер - [4]
Я смотрел на ее смуглые от лунного загара коленки, исподтишка рассматривал ложбинку над алым парусом ткани, модную в этом сезоне поднятую лаком челку, и внутри расправлялись пружины, от которых речь становилась все свободнее и быстрей.
- Что ты говоришь! – смеялась мне Галя, а Штирлиц рядом на глазах превращался в тень. После третьего тоста Галина решила, что пора танцевать, и мы спустились к технарю. Отдали на входе деньги, вышли на широкую лестницу на второй этаж. Я рассказывал какую-то очередную веселую историю и в пылу вдохновения толкнул кого-то плечом.
- Слышь, барбос! – Меня сильно ткнули кулаком в бок.
Я обернулся и похолодел.
На меня дышал перегаром Гриф - легендарный боец районных драк. Под тонкими лямками черной футболки-«борцовки» бугрились загорелые мышцы. Вместе с перегаром от Грифа несло опасностью хищника.
- Плечи широкие? – Гриф еще раз ткнул меня кулаком.
- Я случайно, - сказал я, но боец был в дурном настроении. Он хлопнул меня о стену.
- Случайно, йопта! – накручивал он себя для хорошей плюхи. – Случайно, да?! СЛУЧАЙНО…
Молния моей олимпийки разошлась, и с футболки на Грифа взглянул губастый Тайлер из «Аэросмита».
- Это че? – Гриф уставился на рок-певца, вдруг выпустив меня из своих лап.
Я молчал, глядя в пол.
– Тайлер, что ли?
- Ну да, - удивился я и отважился посмотреть на своего собеседника.
- Типа, уважаешь его?
- Типа, да.
- А «Гет а грип» слышал?
- Офигенный альбом, - сказал я.
- Во-во, - обрадовался Гриф, - а мои лохи не въезжают в его музыку. Так по жизни «Асю Басю» и хавают, уроды…
Он почесал в затылке, думая, что делать со мной дальше.
- Ну что, Дик, пойдем, - сказал Штирлиц, осторожно выглядывая из-за плеча моего собеседника.
- А кореш твой тоже «Аэросмит» слушает? – спросил Гриф, рассматривая побледневшего друга.
- У него все альбомы, - соврал я.
- Ладно, пацаны, - Гриф неожиданно улыбнулся, блеснув стальной фиксой, - валите. Если кто тронет, базланьте, что меня знаете.
Он почти дружески хлопнул меня по плечу, но я устоял.
- Счастливо, - уважительно сказали мы знаменитому бойцу.
На темном танцполе в несколько кружков вокруг сваленных сумок топтались девушки: белый верх, черный низ. Кавалеры млели у стен в грохочущей духоте.
Штирлиц сделал многозначительное лицо, дал нам знак оставаться на месте и двинул к диджею, заседавшему на табуретке за усилителем. Я видел, как он достал из кармана джинсовки какую-то кассету и принялся о чем-то жестикулировать. Диджей пожал плечами, но кассету взял.
- А сейчас по просьбе друга, - сказал Повелитель Танцпола в микрофон,- поздравим с днем рождения Дика, которому сегодня стукнуло шестнадцать! Друзья дарят ему песню! Белый танец! Дамы приглашают кавалеров! Поехали!
Он щелкнул кнопкой огромного двухкассетника «Маяк», и колонки завели меланхоличную, но щекочущую сердце песню. Галина захлопала в ладоши. Улыбающийся Штирлиц шел к нам походкой победителя.
- Потанцуем? - вдруг сказала мне Галка.
- Но... я... ты...Штирлиц...
- Пойдем, - перебила она, взяла за руку и повела в центр зала. И я послушно поплелся за ней.
Я робко положил руки на ее узкие бедра. Они показались обжигающими. Мы сделали первый шаг под музыку. Бритые затылки, шлюховатые блузки, голые стены – исчезли. Остались музыка, запах ее близких, как счастье, волос и зеркальный шар-Вселенная над нами.
«Леди ин рэ-эд, из дэнсинг виз ми», - тихо вторил я исполнителю в ее благоухающее мамиными духами ушко. Неминуемое горячо разрасталось в джинсах и мешало парить. И почему-то было ужасно стыдно, а она почувствовала его и, словно случайно, прижималась плоским животом.
- Дик…
- Да…
- Ты мне нравишься, Дик… У тебя красивые кроссовки…
Я рассмеялся, отвел от нее глаза – и встретился взглядом с другом, застывшим у стены. Он сидел на корточках, сцепив худые руки замком.
- Нет, - сказал я.
Музыка закончилась.
- Исаев, - сказал я, в первый раз в жизни назвав товарища по фамилии, - мой друг. Ты мне… очень…но… он мой друг.
Галина всматривалась в мое лицо, как обычно вглядываются в книгу при плохом освещении. Грянули танцевальные ритмы, а мы так и стояли напротив друг друга.
- Странный ты парень, - голос леди в красном прозвучал грустно и трезво, - нездешний какой-то.
- Ты же понимаешь…
- Понимаю, - перебила она и, отвернувшись, нырнула в пляшущую толпу. Я поискал взглядом товарища, но безуспешно. Я побежал вниз, надеясь, что он вышел покурить, трижды обежал здание техникума, но Штирлица не было и там. Я решил, что он побрел домой и припустил по дороге к дому, добежал до железнодорожного моста, но никого не встретил.
Друг исчез.
Глава 3. Леди в красном
Я вернулся. Танцы шли к концу, диджей объявил «заключительный медляк» в опустевший зал.
Я вышел одним из последних, и поплелся домой. У заброшенной стройки остановился выкурить папиросу – и услышал голос.
Вскрик. Он доносился откуда-то из темных глазниц пустого здания. Показалось, что это голос…
Я бросил искру в лопухи и бросился внутрь дома.
На одном из верхних этажей кто-то был. Низкие голоса, невнятные реплики и какой-то ритмичный стук – как приглушенные шлепки ладонью по коже.
Война пришла на порог дома князя Ратмира и его обедневшего рода Железных Волков. Нужно старую крепость с горсткой людей от стаи викингов оборонять. Ночная нечисть вместе с зимними холодами просыпается.Много испытаний ждет того, кто не побоится принять вызов морского конунга в плаще из человеческой кожи. Весело и страшно будет тому, кто полюбит ворожею.Но молодой воин Ратияр, сын Ратмира, знает – трудная судьба необходима, чтобы ее побеждать.
Чтобы вернуть имя и землю, Ратмир из рода Железных волков должен в одиночку противостоять целой армии северян. Викингов, как говорят, ведет неуязвимый ярл, вернувшийся из преисподней на корабле из ногтей мертвецов. Но как идти в бой воину, у которого открылась странная способность: чувствовать чужую боль, как свою? И может ли проклятие ратника, не дающее убивать, оказаться даром?