Вилла Рубейн - [8]

- Вы хотите писать моих племянниц? - спросила наконец миссис Диси, откидываясь на спинку козетки.

- Я был бы счастлив удостоиться этой чести, - ответил Гарц с поклоном.

- И как же вы думаете написать их?

- Это будет видно по ходу дела, - ответил Гарц. - Трудно сказать.

И подумал: "Наверно, она спросит, не в Париже ли я покупал свои краски, как та женщина, о которой мне рассказывал Трампер".

Не сходившая с ее лица слабая улыбка, казалось, вызывала его на откровенность и в то же время предупреждала, что там, где-то за высоким, чистым лбом, слова его будут тщательно взвешены. На самом же деле миссис Диси думала: "Интересный молодой человек... настоящая богема... но в его возрасте это не страшно; в лице есть что-то наполеоновское; фрака у него, наверное, нет. Да, надо бы узнать его получше!" У нее был нюх на будущих знаменитостей; имя этого молодого человека ей незнакомо, знаменитый художник мистер С., наверно, отозвался бы о нем пренебрежительно, но ее инстинкт подсказывал, что ей надо познакомиться с ним поближе. Надо отдать ей справедливость: она была из тех охотниц на "львов", которые разыскивают этих животных ради собственного удовольствия, а не для того, чтобы купаться в лучах их славы; она не боялась поступать так, как подсказывала ей интуиция, - общество многообещающих львят было ей необходимо, но полагалась она только на собственное суждение; уж ей-то навязать "льва" не мог никто.

- Это будет очень мило. Вы не останетесь позавтракать с нами? Порядки у нас довольно своеобразные - слишком пестрая семья... но в два часа для всех, кто желает, подается второй завтрак, а обедаем мы все вместе в семь. Вам, вероятно, удобней будет приходить после двенадцати? Мне бы хотелось посмотреть ваши наброски. Мастерская у вас, кажется, в старом доме на дамбе? Это так оригинально!

Гарц отказался от завтрака, но попросил разрешения начать работу в тот же день; он ушел, задыхаясь от запаха сандалового дерева и любезности дамы-сфинкса.

Шагая домой по дамбе, он слушал пешие жаворонков и дроздов, плеск воды и жужжание майских жуков и чувствовал, что картина должна получиться. Перед глазами то и дело всплывали лица обеих девушек на фоне синего неба, обрамленные молодыми листочками, трепещущими у их щек.

V

На четвертый день после того, как Гарц начал работу над картиной, рано утром из виллы Рубейн вышла Грета и, миновав плотину, уселась на скамейку, с которой был хорошо виден старый дом на обрыве. Вскоре появился Гарц.

- Я не стучалась, - сказала Грета, - вы все равно не услышали бы, и потом еще рано. Я жду вас уже четверть часа.

В руке она держала букет. Вытянув из него бутон розы, она протянула его Гарцу.

- В нашем саду это первый бутон розы нынешней весной, - сказала она, и я дарю его вам за то, что вы рисуете меня. Сегодня мне исполнилось тринадцать лет, герр Гарц; сеанса не будет, потому что у меня день рождения; но зато мы все собираемся в Меран смотреть пьесу об Андреасе Гофере {Гофер, Андреас (1767-1810) - руководитель вооруженной борьбы тирольских крестьян против наполеоновской армии, оккупировавшей Тироль. После подавления поднятого им восстания он был расстрелян.}. Поедемте с нами, пожалуйста; я пришла, чтобы пригласить вас, и остальные тоже скоро будут здесь.

Гарц поклонился.

- А кто эти остальные?

- Кристиан, доктор Эдмунд, мисс Нейлор и кузина Тереза. Ее муж болен, и поэтому она очень грустная, но сегодня она хочет забыть об этом. Нехорошо все время грустить, да, герр Гарц?

Он засмеялся.

- Вы не могли бы.

- Нет, могла бы, - серьезно ответила Грета. - Мне тоже часто бывает грустно. Вы смеетесь надо мной. Сегодня нельзя надо мной смеяться, у меня день рождения" Как вы думаете, герр Гарц, хорошо быть взрослой?

- Нет, фрейлейн Грета, лучше, когда жизнь еще впереди.

Они шагали рядом.

- Я думаю, - сказала Грета, - что вы не любите терять даром время. А вот Крис говорит, что время - это ничто.

- Время - это все, - откликнулся Гарц.

- Она говорит, что время - ничто, а мысль - все, - мурлыкала Грета, гладя себя розой по щеке. - А вот я думаю, откуда возьмется мысль, если нет времени выдумать ее. А вон остальные! Глядите!

На мосту мелькнул яркий букет зонтиков и исчез в тени.

- Ну-ка, - сказал Гарц, - догоним их!

В Меране к открытому театру под сенью замка Тироль через луга стекались толпы народа: высокие горцы в коротких кожаных штанах выше колен и шляпах с орлиными перьями, торговцы фруктами, почтенные горожане с женами, приезжие иностранцы, актеры и прочая, самая разношерстная публика. Зрители, сбившиеся вокруг высоких подмостков, изнемогали от зноя. Кузина Тереза, высокая и тонкая, с тугими румяными щеками, прикрывала ладошкой свои красивые глаза.

Представление началось. В пьесе изображалось тирольское восстание 1809 года; деревенская жизнь, танцы и пение йодлей; ропот и призывы, грозный бой барабанов; толпа, вооруженная кремневыми ружьями, вилами, ножами; битва и победа; возвращение домой и праздник. Потом еще восстание, пушечный гром, предательство, плен, смерть. И на первом плане под голубым небом, на фоне горной цепи, неизменно спокойная фигура патриота Андреаса Гофера, чернобородого, затянутого кожаным кушаком.