Вильгельм Завоеватель - [26]

Замысел Генриха был никому не известен, но одно было очевидно: в душе короля не умирала ревность к вассалу. Генрих призвал Вильгельма, чтобы тот сражался под его началом, но скоро стало ясно, кто действительно возглавил армию. Слово Вильгельма было для всех законом. Именно он безошибочно указывал на слабые места королевской стратегии и без колебаний отвергал предложения, которые казались ему пустой тратой времени. Генрих скрывал досаду за радушной улыбкой; французские бароны подавляли ревность, но Вильгельм ничего не замечал. Наконец эти гордые французы возненавидели его, и причиной был его быстрый ум, дальновидность, безрассудная храбрость на полях сражений, оставлявшая самых смелых французов в тени, и прежде всего неуживчивый характер Вильгельма. С кем бы ни разговаривал герцог, он неизбежно вселял в человека благоговейный страх перед собой, а его пронизывающий взгляд заставлял собеседника опускать глаза.

Так французы поняли, какой непреклонной волей обладал их союзник. Горькая для них правда заключалась в том, что он никогда не отступал от своей цели и был готов на всё ради её достижения. Отдай должное этим качествам, и он станет тебе хорошим другом; но стоит начать прекословить ему, и исход будет один.

   — Боже мой, он никогда не свернёт со своего пути! — понял Роджер де Бомон. — Чем всё кончится? Только не добром, обещаю вам. Я боюсь, очень боюсь. Я никогда не встречал таких людей и всё думаю, когда он устанет? Когда он заболеет? Когда он потерпит неудачу? Но ничего этого с ним не случается. Не может случиться!

Но люди, сражавшиеся под знаменем Вильгельма, гордились им. Путь к сердцу норманна лежал через доблестные подвиги, а Вильгельм совершал их ежеминутно. О нём слагались легенды: о том, как он первым пошёл на прорыв при Меуле, убив при этом по меньшей мере троих здоровяков; как он отстал от своего отряда во время бешеного преследования врага в густых лесах и как потом был найден вместе с четырьмя рыцарями, шествующими в качестве пленных.

Слава герцога росла. Как-то король Генрих осторожно заметил, что Вильгельм слишком часто рискует своей жизнью, но не получил ответа. Воинственного герцога обуяла безрассудная смелость.

Когда наконец война была окончена и Мартелл, огрызаясь и скаля зубы, убрался в свою конуру в Анжу, королю удалось замаскировать ревность улыбкой и тепло поблагодарить Нормандию за помощь, по-братски обнимая Вильгельма. Возможно, Генрих уже догадывался, что Мартелл готовит месть юнцу, так жестоко обошедшемуся с ним. Именно поэтому королю было так легко улыбаться кузену.

Союзники простились, ещё раз уверив друг друга в неизменной дружбе. Генрих уехал домой вынашивать очередную гадость, приготовленную Вильгельму, а нормандец вернулся в герцогство, возликовавшее при вести о его славной победе и готовое жить в мире и согласии со своим правителем.

Молва о Вильгельме дошла до Юго-Западной Европы. Из Гиенни и Гаскони, даже из далёкой Испании гонцы привозили в подарок герцогу великолепных скакунов и воспевали его талант и отвагу. Выигранные сражения сделали его героем Европы.

В Нормандии установился долгожданный мир. Однако Мартелл был не тем человеком, чтобы оставить не отомщёнными обиды. Без объявления войны он обрушился с войсками на гордость Нормандии — замок Домфрон, построенный Ричардом Великолепным. Окружив замок, Мартелл направился вдоль нормандской границы к городу Алансону на Сарте. Город не оказал ему сопротивления. Защитники замка пытались обороняться, но, поняв тщетность своих усилий, тоже сдались. Мартелл оставил здесь гарнизон, опустошил окрестные земли и, неся добычу, с триумфом вернулся домой.

На этот раз Вильгельм не просил помощи Франции. Обойдя Алансон с запада, он сделал то, чего никто не мог ожидать: появился у Домфрона на неделю раньше, чем рассчитывал противник. Гарнизон был в растерянности. Люди известили обо всём графа Анжуйского, а пока им оставалось лишь с опаской выглядывать из окон верхнего этажа, наблюдая за приготовлениями врага к осаде замка.

Штурмом взять Домфрон было невозможно. Неприступной громадиной он возвышался над долиной Майена. Поэтому гарнизон надеялся только на помощь Мартелла.

Тем временем герцог окружил замок и развлекался тем, что перекрывал дороги, по которым в крепость поступало продовольствие, да охотился в ближайшем лесу. В одной из таких поездок Вильгельм наткнулся на людей Мартелла.

   — Предательство! — воскликнул Фиц-Осберн.

   — Вполне возможно, — ответил Вильгельм. — Что ж, испытаем свои силы.

   — Но, сэр, их в пять раз больше, чем нас, — вырвалось у Роджера де Монтгомери.

   — Неужели ты боишься? — усмехнулся герцог. — Кто со мной?

   — Если вы намерены сражаться, милорд, мы с вами, — проворчал де Гурней. — Но, видит Бог, это безумие!

   — Если мы не разобьём их, я ничего не стою!

С этими словами Вильгельм пустил коня галопом по лесной тропинке.

И они разбили врага. Застав неприятеля врасплох, Вильгельм и рыцари дрались с таким ожесточением, что войско графа разбежалось, и остатки его Вильгельм гнал до самого замка.

   — Ну что ты теперь скажешь, Хью? Это было безумием? — улыбаясь, спросил герцог.