Вилена - [4]

— Горелкин! — вскрикивает Аглая Федоровна, она умудряется все и всегда увидеть первой.

Едва они останавливаются, подбегает Миша Горелкин (Угорелкин — зовет его Вилена), веселый, возбужденный, в красной лыжной шапочке, лихо сбитой набекрень. Миша высокий, и у него уже обозначился темный пушок над верхней губой, который, как это ни странно, смешно Молодит его. У Миши всегда какие-то дикие идеи: то он хочет на лыжах вернуться в город и зовет с собой Вилену, то вдруг ночью уйдет в тайгу, чтобы проверить свою смелость.

— Дочка, к тебе же обращаются. — Мать толкает ее в плечо. — Ты что, не слышишь? — Она открывает дверцу, и Миша вместе с шумом дороги врывается в машину.

— Лена, пошли к нам. — Миша берет ее за руку, чтобы помочь выйти. — И Кира тебя ждет.

Вилена внимательно и долго смотрит на постепенно скучнеющее лицо Миши и наконец коротко отвечает:

— Нет…

— И почему было не пойти? — вслух недоумевает мама, когда они едут дальше. — Вечно ты, Вилена, с какими-то странностями.

Аглая Федоровна поспешно поворачивается к матери и прикладывает длинный палец к тонким губам, покрытым вишневой помадой, что должно означать: тихо, не травмируй психику ребенка. Это сейчас очень опасно.

Почему так говорят: в лесу, как в сказке? Да нет же, неправильно это! Лес — это и есть сказка. Одна эта елочка чего стоит: высокая, серебристая, стройная, запорошенная снегом, она встала немного обособленно от остальных. Конечно, каждая птица захочет посидеть на ней, и еж укроется под ее низкими, разлапистыми ветвями, где у самого ствола так темно и надежно. Но это летом, а сейчас? Чьи это следы насквозь прошивают полянку и скрываются под еловым сумраком? А вот и еще тоненькие строчки на снежном покрывале, и чем ближе к елке, тем их больше. Мыши? Да, они. А это разгуливала сорока, заглянула под ель, кого-то испугалась и рванулась вверх, ударившись о ветку. С пушистой ветви просыпался снег, и она облегченно прянула от земли, разминая онемевшие древесные суставы.

Вилена трогает еловую ветвь, склоняется над нею и пробует различить ее запах. Едва уловимо пахнет хвоей, смерзшимся снегом и слабым теплом, которое живет внутри каждой иголки под тонкой зеленой кожицей.

А вон тот пенек — разве не сказка? Вилена улыбнулась, разглядывая его. Стоит под большой снежной шапкой, кругляшки от срубленных сучков совсем как глаза и рот, лопнувшая кора в аккурат на месте носа, немного Кривого и тонкого, но так даже лучше. Вид у пенька озорной, задиристый. И вот уже и самой Вилене хочется поправить вязаную шапочку, подбочениться — ответить на молчаливый вызов, войти в сказку.

— Вилена, доченька-а! — кричит мама. — Ты куда пропала-а-а? Немедленно иди помогать!

Вилена вздыхает, ласково проводит пальцами по шероховатой, грубо мужской коже пенька, потом приседает и быстро пишет пальцем на снегу: «Я скоро вернусь». Эти же слова она повторяет шепотом и долго пятится от пенька, который на расстоянии из забияки превращается в поникшего, кем-то обиженного мужичка. Конечно, ему не угнаться за красавицей елью, она и смотреть-то на него не хочет, для нее только солнце да ветры поют нескончаемые песни да манят далекие снежные вершины, куда даже ей навеки заказан путь…

— Доченька, разве можно так? — спрашивает мама. — Посмотри, все взрослые работают, одна только ты у нас бездельничаешь. Нехорошо, Вилена. Папа уже воды принес, печку растопил, мы с Аглаей Федоровной посуду перемыли, ужин готовим, Феликс вещи из машины принес, и только ты еще ничего не сделала. Почисть, доченька, картошку, а потом приготовишь наверху постели. Хорошо?

Аглая Федоровна усиленно гремит посудой, усиленно не слышит, что говорит мама, не смотрит в их сторону, но Вилене сразу все становится понятно.

Вилена садится поближе к печке, берет столовый нож и начинает чистить картошку. Вначале ей это занятие не нравится, и она большие круглые картофелины превращает в маленькие кубики. Но вскоре попадается презабавная картошина, которая чем-то смахивает на Аглаю Федоровну. Она тоже какая-то плоская, с длинной головой на длинной шее, и у нее тоже торжественно-назидательный вид, словно бы картошка сейчас начнет всех учить, как надо из маленькой картошины выращивать крупные, настоящие клубни. Вот только здесь надо немного подрезать, а здесь — проявить тонкие губы и обязательно так, чтобы верхняя накрывала нижнюю, а теперь можно поставить на припечек и вволю смотреть!..

— Вилена, девочка, что это ты такая веселая? — спрашивает Аглая Федоровна. — Тебе нравится чистить картошку? Ну-ну, продолжай.

А вот эта круглобокая картофелина — чем не Феликс? Только надо сверху воткнуть спичку и на нее посадить тоже кругленькую маленькую картошинку. И поставить вот так, рядом… Тогда совсем ум-мора…

— Хм, — поджимает тонкие губы Аглая Федоровна. — Смеяться одной в обществе взрослых, Вилена, считается неприличным. И знаешь — почему? У взрослых может создаться впечатление, что смеются над ними.

Вилена выбегает на крыльцо и здесь сталкивается с покуривающим сигаретку Феликсом.

— Виленочка, дорогуша! — изумляется Феликс. — Первый раз вижу тебя веселой! Что произошло? Что стряслось в этом мире?