Викторианский Лондон - [7]
Старинный обычай вести учет лебедей и кольцевать их продолжал существовать: каждый год в августе королевские знатоки лебедей и две привилегированные «ливрейные компании», Красильщики и Виноделы, пересчитывали всех лебедей на реке и кольцевали молодые особи. В 1841 году у королевы было 232 лебедя, у Компании красильщиков 105, у Компании виноделов 100, намного меньше пятисот, которые насчитывались у них три столетия назад, когда Темза была знаменита своими огромными стаями лебедей. Но если принять во внимание загрязнение реки, удивительно, что лебеди вообще выжили. В 1842 году на причале в Дептфорде был пойман кит. Его измерили — 16 футов в длину, и взвесили — 2 тонны, и выставили в ближайшем пабе, «где за один день 2000 человек заплатили, чтобы войти и посмотреть». Еще один кит был вытащен на берег около Грейс, Эссекс, семь лет спустя, но все, что Хамфрюз счел нужным записать о нем, это его длина, 21 фут.
С 1197 года Темза находилась под юрисдикцией лондонского Сити. Когда новый лорд-мэр города каждый год приезжал в Вестминстер, чтобы принести присягу, он прибывал по реке, возглавляя величественную процессию празднично украшенных баркасов. «День принесения присяги всегда считался удачным для лодочников, поскольку — вне зависимости от того, сколько их было нанято на различные баркасы, — множество бедных лодочников в этот день находило работу». Отношения между Сити и правительством часто бывали напряженными. Результатом этих отношений стал принятый в 1857 году первый закон об охране Темзы, который передавал реку из-под юрисдикции Сити под юрисдикцию установленного законом органа, именуемого Советом по охране (впоследствии «Совет по охране Темзы»). Компания перевозчиков, сохранявшая хорошие отношения с Сити, расценивала Охранителей как «крайне злонамеренных». Одним из первых результатов этой передачи была отмена речных процессий лорд-мэра.[29] Его прекрасный баркас был продан в 1860 всего за 105 фунтов. Начиная с 1857 года, Компании перевозчиков приходилось отражать постоянные попытки Совета лишить ее традиционных привилегий. Генри Хамфрюз, не претендуя на яркие описания (и с прискорбным пристрастием к Компании), был сосредоточен на борьбе между его Компанией — интересы которой он соблюдал неукоснительно — и ненавистными Охранителями. Старый Лондонский мост с мельничными колесами между быками давно был разобран, а новые девять мостов не представляли особой опасности для речных судов, если не считать «чрезвычайного происшествия, случившегося во время процессии лорд-мэра и городского совета вверх по реке на баркасе, принадлежавшем Сити, [в сентябре 1844-го], мощного столкновения с быками Вестминстерского моста, когда лорд-мэр, шерифы и олдермены, избранные шерифы и все остальные попадали со своих мест, жезл лорд-мэра, графины, рюмки и тому подобное скатились на пол [наверное, и сам лорд-мэр со всей компанией], ужасно всех напугав».
Город разросся, и появилась новая опасность в виде пароходов, обслуживающих пригородных жителей. Пар начал заменять традиционную рабочую силу примерно с 1818 года.[30] Пароходы, у которых по бокам были колеса с лопастями, шли с постоянной скоростью 4 мили в час против прилива и 7 миль в час и более с приливом, их не останавливала опасность погубить хрупкие деревянные ялики и лодки. В 1844 году пароход налетел на лодку и потопил лодочника. Шкипер был призван виновным в убийстве по неосторожности, но приговор составил всего четыре месяца заключения. Во многих случаях халатность капитана или владельца парохода было трудно доказать в суде. Между пароходами и лодочниками происходили постоянные стычки, вплоть до уничтожения пристаней, которые использовались противником. В 1844 году сорок человек, собиравшихся посчитаться с противниками, были в конце концов остановлены отрядом полисменов, прибывших в кэбах.
Пароходы имели скверное обыкновение отходить от пристани на полной скорости, прежде чем все пассажиры благополучно сойдут на берег или взойдут на борт. В 1843 году таким образом в Темзу упало тринадцать детей. Трое из них утонули, а у остальных шансы выжить были довольно слабы, поскольку они наглотались грязной речной воды. «Почти ежедневно» происходили столкновения между конкурирующими пароходами. Иногда пароходы выходили из строя и без всякого столкновения. В 1847 году пароход «Крикет», «взяв на борт от семидесяти до ста пассажиров, собирался отойти от причала [у Лондонского моста], как вдруг котел взорвался, причинив ужасные разрушения. Шестеро погибли, двенадцать получили серьезные ранения, остальные отделались легкими ранениями, большинство пассажиров упали в реку, но были спасены лодочниками. Механика потом привлекли к судебной ответственности и обвинили в убийстве по неосторожности, поскольку он привязал предохранительный клапан» — несомненно, надеясь нарастить скорость и обогнать конкурента. «Иск о возмещении убытков был подан человеком по фамилии Редгрейв, получившим серьезные ранения, против мистера Октавиуса Смита, владельца, и решением присяжных был… штраф в 200 фунтов».
Самый напряженный участок маршрута пароходов был между Челси и Вулиджем, из Челси ежедневно ездили на работу принадлежавшие к среднему классу жители пригорода, а из Вулиджа ремесленники, и тех и других доставляли к пристани у Лондонского моста за один пенни. Под одной из арок моста была пристань, вполне удобная в дурную погоду при отливе. Но при приливе пароходную трубу приходилось опускать, чтобы не задеть мост, и пассажиры на палубе становились совершенно черными от копоти.
В начале семидесятых годов БССР облетело сенсационное сообщение: арестован председатель Оршанского райпотребсоюза М. 3. Борода. Сообщение привлекло к себе внимание еще и потому, что следствие по делу вели органы госбезопасности. Даже по тем незначительным известиям, что просачивались сквозь завесу таинственности (это совсем естественно, ибо было связано с секретной для того времени службой КГБ), "дело Бороды" приобрело нешуточные размеры. А поскольку известий тех явно не хватало, рождались слухи, выдумки, нередко фантастические.
В книге рассказывается о деятельности органов госбезопасности Магаданской области по борьбе с хищением золота. Вторая часть книги посвящена событиям Великой Отечественной войны, в том числе фронтовым страницам истории органов безопасности страны.
Повседневная жизнь первой семьи Соединенных Штатов для обычного человека остается тайной. Ее каждый день помогают хранить сотрудники Белого дома, которые всегда остаются в тени: дворецкие, горничные, швейцары, повара, флористы. Многие из них работают в резиденции поколениями. Они каждый день трудятся бок о бок с президентом – готовят ему завтрак, застилают постель и сопровождают от лифта к рабочему кабинету – и видят их такими, какие они есть на самом деле. Кейт Андерсен Брауэр взяла интервью у действующих и бывших сотрудников резиденции.
«Иногда на то, чтобы восстановить историческую справедливость, уходят десятилетия. Пострадавшие люди часто не доживают до этого момента, но их потомки продолжают верить и ждать, что однажды настанет особенный день, и правда будет раскрыта. И души их предков обретут покой…».
Не каждый московский дом имеет столь увлекательную биографию, как знаменитые Сандуновские бани, или в просторечии Сандуны. На первый взгляд кажется несовместимым соединение такого прозаического сооружения с упоминанием о высоком искусстве. Однако именно выдающаяся русская певица Елизавета Семеновна Сандунова «с голосом чистым, как хрусталь, и звонким, как золото» и ее муж Сила Николаевич, который «почитался первым комиком на русских сценах», с начала XIX в. были их владельцами. Бани, переменив ряд хозяев, удержали первоначальное название Сандуновских.
Предлагаемая вниманию советского читателя брошюра известного американского историка и публициста Герберта Аптекера, вышедшая в свет в Нью-Йорке в 1954 году, посвящена разоблачению тех представителей американской реакционной историографии, которые выступают под эгидой «Общества истории бизнеса», ведущего атаку на историческую науку с позиций «большого бизнеса», то есть монополистического капитала. В своем боевом разоблачительном памфлете, который издается на русском языке с незначительными сокращениями, Аптекер показывает, как монополии и их историки-«лауреаты» пытаются перекроить историю на свой лад.