Виктор Суворов и история - [11]

Такого рода извращения, когда душевнобольной в выраженном патологическом состоянии становится кумиром здорового потребителя, отмечают деградацию общества, разложение его, прямой путь к смерти. Да, именно Суворов прямой угрозы людям не несет — опасным является состояние общества, когда заметному числу людей дикие противоречивые вымыслы кажутся не только правдивыми, но и разумными, достойными внимания. Не вполне важно, на каком направлении началась борьба с действительностью и здравым смыслом, — важно, что она уже идет и душевнобольные имеют слово. Это значит, что отныне в принципе возможны любые извращения — процесс пошел.

Большинство больных шизофренией — это тихие безобидные люди, испытывающие даже сложности с социальной адаптацией. Иначе говоря, не общество страдает от них, а они от общества. Вместе с тем незначительная часть больных избирает антисоциальную адаптацию, т. е. выступает со своими патологическими идеями публично с целью исправить ошибки природы и даже приобретает с ходу некоторое количество поклонников среди психопатов, весьма податливых на усвоение бредовых идей. В нормальном обществе круг поклонников безумия должен быть жестко ограничен самой природой, ведь нормальный человек не станет интересоваться бредовыми вымыслами, но в обществе, подвергшемся уже дегенеративному распаду, душевнобольной может завоевать популярность… И тогда в борьбу с действительностью включатся нормальные люди, в худшем случае почти все. Это и станет причиной распада, гибели народа, разложения его как системной целостности. Если люди считают возможным вместе с душевнобольными отрицать факты, действительность, то в конце концов они подобно душевнобольным прекратят свое существование в действительности — либо сами, либо с посторонней помощью.

Возникновение психиатрии — именно психиатрии, а не призрения душевнобольных — связано не с гуманностью, а с опасностью, которую душевнобольные могут представлять для общества, опасностью прежде всего духовной. Первые больницы, вероятно, даже не ставили себе целью лечение, ограничиваясь строгой изоляцией больных, т. е. психиатрия карательна в самой основе своей. Разумеется, многим гуманным людям хотелось бы лечить душевнобольных, но это весьма проблематично при современных условиях, особенно вне психологии, психотерапии и даже воспитания, т. е. современная медицина просто в принципе не способна решить данную проблему, тем более в связи с нарастанием числа дегенеративных личностей и стиранием грани между душевным здоровьем и болезнью. Как это ни смешно, лучший клинический результат при излечении душевных болезней принадлежит протопопу Аввакуму, который при помощи дубины и «молитвы Исусовой» за две-три недели ставил на ноги людей, практически уже потерявших человеческий облик: «Твори молитву Исусову, бешеный мужик!»— Результат столь ошеломляющий, что современный психиатр в него просто не поверит, хотя ничего странного с научной точки зрения в сообщении Аввакума нет: Аввакум лишь снова вырабатывал у больных правильные рефлексы — задолго до Павлова и его учения. Ему, конечно, казалось, что исцеление происходит молитвой, но это явно лишь часть восстановления правильных рефлексов при помощи дубины.

Безусловно, больные имеют право на гуманное к ним отношение, но и общество должно иметь право оградить себя от безумия — пусть не карательными мерами, не принудительным лечением, эффективность которого невысока, но хоть как-то. Разумеется, любое предложение даже по малейшему ограничению дееспособности душевнобольных или ущемлению их прав будет встречено в штыки частью дегенератов, опасающейся политических преследований, хотя политикой в чистом виде никто из них не занимается — или почти никто. Ну, какое отношение, например, Суворов имеет к политике? Никакого, он лишь отравляет людям умы, чему и должна противостоять настоящая политика — ответственная перед потомками. Да, конечно, новый Аввакум с дубиной едва ли станет популярен в наши дни, даже при ошеломляющих клинических результатах, но разве правильные рефлексы можно вырабатывать только дубиной?

Проблема ограничения социальной активности душевнобольных впервые была негласно поднята в СССР в шестидесятых годах, в связи с чем в УК появилась «психическая» статья — 190-1, вводящая ответственность за распространение бредовых идей политического характера, или, на юридическом языке, «заведомо ложных» измышлений. Ну, понятно, что заведомо ложной можно назвать только бредовую идею — исключительно. Срок по статье 190-1 гуманно был установлен значительно более низкий, чем по аналогичной статье 70, поскольку не все душевнобольные являются невменяемыми, часть попадала в места лишения свободы, что принципиально соответствует дубине Аввакума. По новой статье судили «психов», а врагам осталась прежняя статья, семидесятая.

Опыт советской власти следует признать неудачным, так как душевнобольные победили, подняв бунт, горячо поддержанный в США и Европе, где общественные дегенеративные процессы, вероятно, уже необратимы, особенно среди элиты. В итоге сегодня очень многие люди уверены в действительности «карательной психиатрии», что неверно: на принудительное лечение в СССР направляли только больных, см. ст. «Болезни нашего века и "карательная" психиатрия».